Господин летающих вещей
С прошедших туров.
Таймлайн: ребятам по 16 лет. Лиэн Картман очень нравятся приятели её сына.
Мальчики пьют пиво на кухне. Такие привычные звуки: шипение открываемых банок, громкий смех, перестук высыпанного в тарелку арахиса. Лиэн не выдерживает, поднимается из кресла, в котором пыталась читать, проходит мимо приоткрытой двери. В проеме она видит такую знакомую и привычную картину: четверо друзей, которые с пеленок вместе, они весело проводят время. Сколько раз она наблюдала за ними с этого же места – как они делили хэллоуинские сладости, жевали индейку в День Благодарения или пробовали праздничный торт, который она пекла для своего «поросеночка». Но сейчас они пьют пиво. Уже не дети, и почти мужчины. Вытянувшиеся, возмужавшие, с огрубевшими голосами. Её Эрик сидит во главе стола и рассказывает что-то уверенным и агрессивным тоном – он тоже удивительно быстро вырос. Из «поросеночка» превратился в достаточно крупного парня, почти одинакового с ней ростом.
Она смотрит на них и ощущает себя удивительно помолодевшей. Она снова чувствует свои собственные шестнадцать – когда носила волосы рассыпанными по спине, пила до беспамятства, просыпалась по утрам с вечноновыми и неиссякаемыми любовниками, была бесконечно счастливой и свободной.
И в том, что приходит ей в голову, нет ничего плохого. Потому что, если что-то приносит радость и удовольствие всем, то никакая мораль не имеет значения.
Проще всего с Кенни. Это юное и ветреное дитя трущоб пялится на всех девочек и дамочек, которые оказываются в радиусе его видимости. Лиэн улыбается ему в летний полдень, когда поливает газон возле дома в одном купальнике, в то время как мальчишки обсуждают что-то, сгрудившись над картой Колорадо. Лиэн видит, как яростно и шипяще спорят её Эрик и Кайл Брофловски, они пихают друг друга несколько раз прежде чем возвращают внимание карте. А Кенни таращится на неё своими голубыми глазищами. Лиэн точно знает, что такой взгляд совсем не видит её купальника.
Кенни её совсем не разочаровывает. Он с неким благоговением мнет её груди и жадно целует в рот. Кенни немного ниже её, он худощавый и угловатый. Весь в синяках и царапинах, на пальцах заусеницы, губы обветрены. Но при этой удивительной смеси изящества и подростковой неряшливости в нём чувствуется что-то по-мужски сильное. Кенни валит её на кровать, свою уже явно далеко не первую женщину. Он умело работает языком, у него божественные всезнающие руки. С ним у неё получается пошлый, безумный и незабываемый секс – один из самых лучших в её жизни. После Кенни она чувствует себя причащенной. Глядя на него, уходящего в синий вечер, накидывающего свой этот капюшон на голову, она с восхищением думает, что такой молоденький парень способен дать фору большинству из её бывших любовников.
Эрик часто называет Кенни проституткой. Лиэн это здорово умиляет.
Стэн – лакомый кусочек. У него атлетическое телосложение, сильные загорелые руки и потрясающе красивые глаза. Ей кажется, будь они ровесниками, она влюбилась бы без памяти. Ей нравится наблюдать, как он водит машину или занимается физическим трудом, смотреть на то, как эти руки держат руль или как под футболкой перекатываются мышцы. Со Стэном все сложнее. Он не такой понятливый, как Кенни, не такой опытный и, в общем, он довольно скован и зажат. Очевидно, что его приводит в смущение мысль, что он может нравится кому-то как мужчина. Но Лиэн довольна и покровительственной позицией по отношению к этому жеребцу. Он что-то лепечет про то, что у него есть девушка – наверняка это скромная мисс Тестабургер, но надо же парню где-то поучиться, чтобы потом знать, чем занятся со своей возлюбленной в первую совместную ночь. Гормоны играют ей на руку, и оказывается, что этот красавчик быстро учится.
Эрик считает, что Стэн чертовски тупой. Лиэн почти никогда с ним не спорит.
Что касается Кайла, то у неё к нему сложные отношения. Он очень мил: всегда вежлив, здоровается и придерживает для неё двери. Ей нравится то, что он аккуратно выглядит: ровно подстриженные ногти, причесанная шевелюра, выглаженная одежда. Он умный и прагматичный – ей часто доводится выслушивать жалобы сына на этого мальчика. И даже, несмотря на то, что рядом с ним она вовсе не чувствует инстинктивного осознания того, что она женщина, ей хочется сделать ему приятное просто потому что он ей симпатичен.
Когда Кайл приносит какие-то пустяковые мелочи, переданные Шейлой, Лиэн внимательно рассматривает его, пока тот что-то объясняет и показывает. Когда она дотрагивается до его лица, он по-девичьи быстро краснеет и смотрит на неё почти испуганно. Наверное, он из тех мальчиков, которые боятся мастурбировать, потому что от этого руки покроются волосами – разумеется, он до дрожи запуган своей матерью. Она проводит рукой по его заднице – вот это, пожалуй, у него самая привлекательная часть тела, потом говорит что-то о том, какой он красивый и сладенький… Кайл отступает он неё, врезавшись спиной в буфет, на лице его написан безграничный ужас. Когда он выбегает за дверь, Лиэн чувствует к нему острую жалость.
Она выходит на крыльцо, где меланхолично курит её сын. Кажется, Кайл сообщил ему на прощание что-то вроде: «Твоя мать - ебнутая, и ты тоже ебнутый – и вся ваша семья такая!» Эрик выпускает длинные струи дыма, глядя на торопливую пружинистую походку Кайла – тот спешит уйти отсюда, как будто все здесь заражены чумой.
Солнце садится за алые гребни гор, и тени стремительно удлиняются.
-Мне похер на всех остальных – делай что хочешь, но Кайла не трогай.
Лиэн улыбается и смотрит на своего сына – он удивительно последователен в своем чувстве собственничества. Ей очень хочется, чтобы он тоже был счастлив – и если он так выбрал, то остальное абсолютно не имеет значения.
-Как скажешь, милый,- она целует его в висок и уходит в дом.
Картман/Кайл. Застревают вместе в лифте.
Попытка № 1
-А здесь нет ничего удивительного. Ты видишь? Грузоподъемность - только 500 килограмм.
-Не понимаю, в чем ты тут пытаешься меня подъебать, жид сраный. Это ты хер знает на что нажал. Евреям даже дверной звонок доверять нельзя, не говоря уже о такой сложной системе, как...
-Эй, ты сдурел? Не прыгай! Под нами 14 этажей, жопа ты жирная!
-Ты с диспетчером связался?
-Сам попробуй, тут сломана кнопка.
-Блять, уже одиннадцать часов. Меня убьет мать, меня убьет Стэн, меня убьет комендант общежития, меня убьет...
-Картман - лично и особо жестоко, если ты не закончишь причитать.
-И какой хер потянул меня к тебе на работу...
-Это все еврейская жадность, да-да-да. Я предложил бесплатную распечатку только чтобы лишний раз подтвердить все свои познания о вашей алчной национальности.
-Заткнись ты уже.
-Попробуй поспать, все равно до утра никто не придет. Да и хоть верещать перестанешь - и откуда у тебя снова столько песка в вагине, что ты замолчать столько времени не можешь?
-Я завтра утром должен выступать на университетской конференции. Если я не приду - меня просто изнасилуют! Что я по-твоему должен говорить, как не претензии к тебе и всему миру?
-Если изнасилуют, я их пойму.
-Боже мой, два часа ночи!.. Хоть бы телефон тянул!..
-Спи давай.
-Как в таком холоде можно спать?
-Можешь ко мне придвинуться - мне тепло.
-...ну да, логично - жир для того и копится.
-Чтоб твою тощую жопу к полу приморозило.
-Что? Приполз?
-Твой лифт. Ты меня и грей.
-Ну давай...
-Мистер Картман, я же вам говорил вчера, чтобы вы не колупали эту кнопку - вот и результат.
-Так ты что, специально её сломал?!!
-Кайл, да ты что, совсем?..
-Ты жирная скотина! Урод толстожопый!..
Попытка №2
Лампа дневного света над ними мигает и с неприятным потрескиванием гаснет. Кабину лифта стопорит так неожиданно, что некоторые пассажиры, качнувшись, падают друг на друга. В резко наступившей темноте раздаются испуганные и восторженные возгласы. Всё-таки, застрять в лифте по современным меркам это маленькое авантюрное приключение, такое неожиданно-приятное в рутине рабочих будней. Наверняка теперь каждый из присутствующих будет говорить об этом до самого вечера, вспоминая банальные детали происшествия, приукрашая и втайне разочаровываясь, ведь это вряд ли можно с полным правом назвать экстримом.
Кайл понимает, что он не будет в их числе. Он понимает очень многое с тех пор, как погасла лампа. Например, то, что было наивно предполагать, будто Картман станет просто смотреть и побоится прикоснуться. Будто в нём есть хоть капля приличия. Или мозгов.
Картман стоит совсем рядом, пахнущий одеколоном медведь в пиджаке. Люди с придыханием перешептываются, строят предположения, нажимают на какие-то кнопки, а Картман теснит его к ледяной поверхности настенного зеркала, в самый угол, и пальцы его бесцеремонно хватают за бедра, пытаются прорваться под кожаный ремень. Кайл слышит его сопение над ухом, старается поизящнее и позанезаметнее брыкнуться. Панически думает, как сказать этому жирному монстру, что свет может зажечься в любую секунду. Больше всего бесит, то, что главное беспокойство вызывает в нём перспектива быть застуканным, а не то, что его сейчас тискает кто-то непротивоположного пола. Если бы он знал, что интервью, которое он собирался брать, обернётся таким образом, то он хотя бы продумал заранее правильную стратегию поведения. Или хотя бы не лез с ним в один лифт.
Свет брезжит над головами, как выглянувшее из-за облаков солнце. Лифт дергается и продолжает свое движение на вершину экономической пирамиды. Люди едва ли не аплодируют пережитому, на всех лицах улыбки, глаза сияют в радостном предвкушении возможности открыть рот и говорить. Картман успевает вовремя отстраниться, не резко, плавно, осторожно, погладив напоследок поясницу.
-И с чего бы ты хотел начать наш диалог, Кайл?- интересуется он, когда они выходят из лифта в коридор, устланный коврами. Где-то впереди маячит дверь его кабинета.
Кайл чувствует, что ещё чуть-чуть, и из него выплеснется столько злобы, что придётся вызывать охрану. Хотя скорее всего Картман справится и без неё.
Он смотрит на свою заготовленную папку с вопросами, и белый лист, лежащий сверху, кажется, хочет его сожрать.
Кайл швыряет папку под ноги, разворачивается и уходит к лестнице. Лучше ничего не говорить. Если вырвется хоть слово...
-Ещё увидимся, Каайл.
Кайл чувствует, что он всё ещё заперт в этом лифте. И возможно ему уже не выбраться.
Баттерс/как минимум трое, без секаза. Несмотря на общественное мнение Баттерс – не гей, а очень даже наоборот. Но как-то так получилось, что геями оказались все вокруг... Будет ваще шикарно, если Баттерса не совратят и он так и останется натуралом
Шестнадцатилетние - знаменательная дата. Баттерс уже почти взрослый – можно водить мотоцикл и спать с девчонками. Этот день особенный, ведь нужно отметить его так, чтобы ощутить торжественность и значимость перехода в новую жизнь, полную легального секса и законного пива.
Вы знаете, Баттерс так рад. Он не может припомнить, чтобы к нему на день рожденья приходило столько друзей. Почти все одноклассники и множество ребят из параллели. Но, в общем-то, это заслуга Кенни. Он занимался организацией праздника на деньги, которые полностью доверил ему Баттерс. Если бы этим занялся Картман – праздник бы, несомненно, накрылся. Но Кенни, отчаянный тусовщик, знает в этом толк и знает все возможные способы сэкономить. Баттерс безмерно ему благодарен.
Подходящий наряд выбран ещё с вечера – всё отутюжено и отглажено. Стрелки-кантики, белый воротник – всё идеально. Волосы блестят, аккуратно уложенные. Дезодорант пахнет зелёным чаем и лимоном. Туфли начищены до ослепительного блеска.
Голубые глаза счастливо сияют, свежие щёчки и улыбчивый ротик. Ему чертовски нравится то, что он видит в зеркале.
---
Музыка оглушительна, болезненно бухает в голове. Кенни ди-джей – гостям это нравится, потому что он знает всё и обо всех, что беспрестанно доказывает, заявляя всякие компрометирующие вещи в микрофон. Каждую его реплику встречают гоготом и свистом.
На белой скатерти пляшет разноцветная мозаика – стол похож на витраж. Тайная вечеря – только апостолов штук 30. А Иисус не догадывается, что половина из них собирается его трахнуть этой ночью. Почему? А Бог его знает… Может, потому что это такой спорт – завалить именинника? Может, потому что кто-нибудь пообещал, что заплатит 50 баксов тому, кто это сделает? Из мести, из ревности, из зависти… Может, потому что Баттерс сам сказал что-то не то, а может и потому что его чёлочка сегодня так тщательно причёсана, а костюм лежит слишком по фигуре? Никто вам не скажет. Но так оно и есть.
Все поднимают такие неожиданные, будто даже аристократические бокалы, чокаются. Играют миллионы пузырьков в металлическом блеске шампанского – все хихикают, опрокидывая это золото в себя. Так цинично воспринят столь праздничный напиток – впрочем, некоторые очень даже рады, что им заменили такое осточертевшее и пошлое пиво. Как будто это отчаянная попытка приподнять гостей над ежедневным дерьмом, в которое они опускаются.
Многие-многие взгляды направлены на центр стола. Гости пьют не за здоровье виновника торжества, а за себя – чтобы у них все получилось. Хотя бы сегодня вечером.
Баттерс давно подозревал, что все они сумасшедшие.
---
Картман ужасен. Если он задаётся целью, то готов преследовать её до изнеможения – своего, либо до капитуляции выбранной жертвы. И вся эта огромная куча мяса неизменно маячит за спиной, шумно дышит, расталкивает гостей, часто возмущается и орёт на кого-то, не стесняясь в выражениях. Это – большой ком наглости и грубости.
При этом он – самое двуличное создание в мире. Он умеет убедительно изобразить всё, что угодно. Елейные речи приторно сочатся мёдом и сиропом, улыбка ничем не отличается от доброжелательности и симпатии. Никто не сможет определить, о чём он думает, и что ему на самом деле нужно. А вы знаете? Догадываетесь же…
Но Баттерс нет, он не знает. Он всегда готов поверить в людей, в то, что они могут быть лучше, чем они есть. Что в Эрике тоже есть что-то светлое – просто оно тщательно прячется под слоем грязи. Он уверен, что вот – наконец-то это и есть истинный искренний порыв Картмана. Но мы не можем его осуждать – Баттерсу на самом деле сложно жить в мире, где не во верить.
Картман сбивчив и неугомонен. Он не может определиться со средством, но цель у него наверняка есть. Он то зовёт подарить какой-то особенный подарок, то обещает рассказать секрет, то просит о помощи.
Сегодня не его день, потому что Баттерса постоянно что-то отвлекает – его внимание так нужно всем. И Картман устал сдерживаться. В конце концов, его вынужденное терпение часто заканчивается непонятной для других истерикой или агрессией.
Баттерс в недоумении, когда это происходит. Но он понимает, что холерический темперамент Эрика непредсказуем, и кто он такой, чтобы суметь предвидеть очередную вспышку. Но ему бы хотелось, чтобы праздник обошёлся без этого.
Иногда ему тоже кажется, что сорваться – это идеальный вариант. Может быть, он даже устал сдерживаться…
---
Кайл изрядно пьян. Ему вообще много не надо, чтобы перестать адекватно реагировать на реальность. Он это знает и, тем не менее, иногда переступает через черту дозволенного. Видимо, его редкостный интеллигентский менталитет заставляет считать, что истинные страдания души можно залить алкоголем, и это преследует две цели: сотворение иллюзии облегчения и демонстрация своих мук остальным. Разумеется, Кайл вовсе не показывает это всем, скорее, он продолжает пить назло Стэну. В их отношениях у Кайла привилегированное положение – он может позволить себе глупости. Стэн же нет. Стэн должен следить за собой и контролировать ситуацию. Кайл вроде как воспитывает его таким образом. Им по 16, но ими можно восхититься – у них уже почти взрослая политика отношений.
Стэн, наверное, недостаточно усваивает урок. Потому что Кайл находит в себе равновесие и логику, чтобы добиться общения с Баттерсом на какое-то время.
Кайл в таких вещах довольно прям, хотя и предпочитает обращаться к эвфемизмам. Всё-таки это лучше, чем аллегории и метафоры Картмана. Если с Эриком приходится догадываться, то Кайл точно имеет в виду то, что имеет в виду. Вообще он умеет оставаться миловидным и приятным собеседником даже когда опирается о стол, чтобы сохранять адекватную координацию.
Баттерс вежливо отказывается. Ему очень жаль, что Кайл так набрался, и он понимает, что здесь присутствует чёткий мотив – ревность Стэна. А вот становится инструментом мести ему никак не хочется, не говоря уже о том, что он не в восторге от нетрадиционной ориентации почти всех своих друзей.
Ему совсем не хочется во всё это впутываться.
---
Баттерс не очень любит компании, которые сформированы давно, и в которых все понимают друг друга с одного взгляда. Не любит в основном потому, что сам никогда не был частью таких компаний. А так же потому, что ему довелось пережить немало унижений и оскорблений от них же.
Особенно от этой. Крейг и те парни курят на крыльце. Сентябрьские ночи всё ещё тёплые, на улице густо пахнет яблоками, а звёздное небо бархатно-фиолетовое.
Картман всё-таки вынудил его пойти на улицу, однако сам затерялся в толпе гостей, отвлёкшись на свои бесконечные левые дела. Баттерс уже очень устал от празднества, он с нетерпением ждёт встречи, которая должна произойти после того, как все разойдутся. Но это так нескоро…
Баттерс не рад, что ему приходится вступить в круг курящих. Сам он не курит, потому что это вредная привычка – а родители хорошо разъяснили, что не желают видеть своего сына грязным наркоманом или мерзким курильщиком. Хотя папе можно попыхивать трубкой. Но это папа. Баттерс не делает это ещё и потому, что девочки любят, когда их мальчики не курят. Хорошие девочки. А ему нравятся только такие.
Крейг молчит, стряхивает пепел и беззвучно затягивается. Говорят в основном Клайд, Твик и Токен. Они почему-то тоже улыбаются. Зовут за город продолжить праздник без всех этих придурков. Они говорят, а Крейг смотрит. От его взгляда Баттерсу очень не по себе. Обычно так смотрят рептилии, вы знаете – так холодно, не мигают… Они начинают говорить что-то о том, что Баттерс сегодня замечательно выглядит… Дым закручивается спиралями и висит вонючим облаком, Баттерс кашляет и говорит, что пойдёт в дом, потому что холодно. На самом деле ему очень даже жарко…
Они просят приходить ещё, чтобы обо всём договориться, Баттерс кивает и обещает, что вернётся.
Он чертовски рад, что ушёл от них.
---
От Кенни пахнет тортом. Поразительно, сколько может вместить в себя настолько тощее тело.
Кенни очарователен – и с тортом и без него. Вечно затуманенные глаза, светлые вихры, невероятно красивая улыбка… Когда Кенни прижимает к стене и начинает целовать, а руки его, такие вездесущие и смелые, настойчиво шарят под одеждой – сложно сохранять спокойствие и отказать. Тем более, что, вы помните, как благодарен ему Баттерс. Кенни – ангел, которого не порочит абсолютная похоть и изощрённые знания о разных стыдных вещах. С ним сложнее всего, потому что, пусть у него есть, были и будут сотни других, кроме тебя, с ним трудно не почувствовать свою избранность. Это слишком соблазнительно, и противостоять этому фактически невозможно.
Но Баттерс говорит это. Чувствует себя тысячу раз виноватым, но говорит, опустив глаза – и Кенни отступает, смотрит с сожалением. Через миг он уже снова улыбается и интересуется:
-Она хоть красивая?
-Очень, Кенни. Самая красивая!
Просто Баттерс действительно любит эту девочку больше всех на свете. Он уже не может с собой ничего поделать.
---
Шум и суета остаются позади. Брюки и рубашка остаются на полу. Все жаждущие и желающие остаются ни с чем.
В комнате темно, блестит синее зеркало, отражающее окно.
Баттерс торопится. Пальцы путаются. Он так хочет встретится с нею, что это просто сводит с ума – он чувствует себя таким же ненормальным, как и все его одноклассники. Дыхание сбивается, волосы щекочут плечи, холодно обнажённым коленям.
Баттерс подходит к зеркалу и замирает в восхищении. Он так ждал, так ждал… Она великолепна. Светлые волосы, зелёные бантики, белое платьице…И он её любит так давно…
Гости разъехались, а казалось уже, что этого никогда не произойдёт. Они были такие навязчивые.
Баттерс давно подозревал, что все они сумасшедшие. Он чертовски рад, что ушёл от них. Ему совсем не хочется во всё это впутываться.
Иногда ему тоже кажется, что сорваться – это идеальный вариант. Может быть, он даже устал сдерживаться…
Просто Баттерс действительно очень любит эту девочку больше всех на свете. Он уже не может с собой ничего поделать.
Голубые глаза счастливо сияют, свежие щёчки и улыбчивый ротик. Ему чертовски нравится то, что он видит в зеркале…
Таймлайн: ребятам по 16 лет. Лиэн Картман очень нравятся приятели её сына.
Мальчики пьют пиво на кухне. Такие привычные звуки: шипение открываемых банок, громкий смех, перестук высыпанного в тарелку арахиса. Лиэн не выдерживает, поднимается из кресла, в котором пыталась читать, проходит мимо приоткрытой двери. В проеме она видит такую знакомую и привычную картину: четверо друзей, которые с пеленок вместе, они весело проводят время. Сколько раз она наблюдала за ними с этого же места – как они делили хэллоуинские сладости, жевали индейку в День Благодарения или пробовали праздничный торт, который она пекла для своего «поросеночка». Но сейчас они пьют пиво. Уже не дети, и почти мужчины. Вытянувшиеся, возмужавшие, с огрубевшими голосами. Её Эрик сидит во главе стола и рассказывает что-то уверенным и агрессивным тоном – он тоже удивительно быстро вырос. Из «поросеночка» превратился в достаточно крупного парня, почти одинакового с ней ростом.
Она смотрит на них и ощущает себя удивительно помолодевшей. Она снова чувствует свои собственные шестнадцать – когда носила волосы рассыпанными по спине, пила до беспамятства, просыпалась по утрам с вечноновыми и неиссякаемыми любовниками, была бесконечно счастливой и свободной.
И в том, что приходит ей в голову, нет ничего плохого. Потому что, если что-то приносит радость и удовольствие всем, то никакая мораль не имеет значения.
Проще всего с Кенни. Это юное и ветреное дитя трущоб пялится на всех девочек и дамочек, которые оказываются в радиусе его видимости. Лиэн улыбается ему в летний полдень, когда поливает газон возле дома в одном купальнике, в то время как мальчишки обсуждают что-то, сгрудившись над картой Колорадо. Лиэн видит, как яростно и шипяще спорят её Эрик и Кайл Брофловски, они пихают друг друга несколько раз прежде чем возвращают внимание карте. А Кенни таращится на неё своими голубыми глазищами. Лиэн точно знает, что такой взгляд совсем не видит её купальника.
Кенни её совсем не разочаровывает. Он с неким благоговением мнет её груди и жадно целует в рот. Кенни немного ниже её, он худощавый и угловатый. Весь в синяках и царапинах, на пальцах заусеницы, губы обветрены. Но при этой удивительной смеси изящества и подростковой неряшливости в нём чувствуется что-то по-мужски сильное. Кенни валит её на кровать, свою уже явно далеко не первую женщину. Он умело работает языком, у него божественные всезнающие руки. С ним у неё получается пошлый, безумный и незабываемый секс – один из самых лучших в её жизни. После Кенни она чувствует себя причащенной. Глядя на него, уходящего в синий вечер, накидывающего свой этот капюшон на голову, она с восхищением думает, что такой молоденький парень способен дать фору большинству из её бывших любовников.
Эрик часто называет Кенни проституткой. Лиэн это здорово умиляет.
Стэн – лакомый кусочек. У него атлетическое телосложение, сильные загорелые руки и потрясающе красивые глаза. Ей кажется, будь они ровесниками, она влюбилась бы без памяти. Ей нравится наблюдать, как он водит машину или занимается физическим трудом, смотреть на то, как эти руки держат руль или как под футболкой перекатываются мышцы. Со Стэном все сложнее. Он не такой понятливый, как Кенни, не такой опытный и, в общем, он довольно скован и зажат. Очевидно, что его приводит в смущение мысль, что он может нравится кому-то как мужчина. Но Лиэн довольна и покровительственной позицией по отношению к этому жеребцу. Он что-то лепечет про то, что у него есть девушка – наверняка это скромная мисс Тестабургер, но надо же парню где-то поучиться, чтобы потом знать, чем занятся со своей возлюбленной в первую совместную ночь. Гормоны играют ей на руку, и оказывается, что этот красавчик быстро учится.
Эрик считает, что Стэн чертовски тупой. Лиэн почти никогда с ним не спорит.
Что касается Кайла, то у неё к нему сложные отношения. Он очень мил: всегда вежлив, здоровается и придерживает для неё двери. Ей нравится то, что он аккуратно выглядит: ровно подстриженные ногти, причесанная шевелюра, выглаженная одежда. Он умный и прагматичный – ей часто доводится выслушивать жалобы сына на этого мальчика. И даже, несмотря на то, что рядом с ним она вовсе не чувствует инстинктивного осознания того, что она женщина, ей хочется сделать ему приятное просто потому что он ей симпатичен.
Когда Кайл приносит какие-то пустяковые мелочи, переданные Шейлой, Лиэн внимательно рассматривает его, пока тот что-то объясняет и показывает. Когда она дотрагивается до его лица, он по-девичьи быстро краснеет и смотрит на неё почти испуганно. Наверное, он из тех мальчиков, которые боятся мастурбировать, потому что от этого руки покроются волосами – разумеется, он до дрожи запуган своей матерью. Она проводит рукой по его заднице – вот это, пожалуй, у него самая привлекательная часть тела, потом говорит что-то о том, какой он красивый и сладенький… Кайл отступает он неё, врезавшись спиной в буфет, на лице его написан безграничный ужас. Когда он выбегает за дверь, Лиэн чувствует к нему острую жалость.
Она выходит на крыльцо, где меланхолично курит её сын. Кажется, Кайл сообщил ему на прощание что-то вроде: «Твоя мать - ебнутая, и ты тоже ебнутый – и вся ваша семья такая!» Эрик выпускает длинные струи дыма, глядя на торопливую пружинистую походку Кайла – тот спешит уйти отсюда, как будто все здесь заражены чумой.
Солнце садится за алые гребни гор, и тени стремительно удлиняются.
-Мне похер на всех остальных – делай что хочешь, но Кайла не трогай.
Лиэн улыбается и смотрит на своего сына – он удивительно последователен в своем чувстве собственничества. Ей очень хочется, чтобы он тоже был счастлив – и если он так выбрал, то остальное абсолютно не имеет значения.
-Как скажешь, милый,- она целует его в висок и уходит в дом.
Картман/Кайл. Застревают вместе в лифте.
Попытка № 1
-А здесь нет ничего удивительного. Ты видишь? Грузоподъемность - только 500 килограмм.
-Не понимаю, в чем ты тут пытаешься меня подъебать, жид сраный. Это ты хер знает на что нажал. Евреям даже дверной звонок доверять нельзя, не говоря уже о такой сложной системе, как...
-Эй, ты сдурел? Не прыгай! Под нами 14 этажей, жопа ты жирная!
-Ты с диспетчером связался?
-Сам попробуй, тут сломана кнопка.
-Блять, уже одиннадцать часов. Меня убьет мать, меня убьет Стэн, меня убьет комендант общежития, меня убьет...
-Картман - лично и особо жестоко, если ты не закончишь причитать.
-И какой хер потянул меня к тебе на работу...
-Это все еврейская жадность, да-да-да. Я предложил бесплатную распечатку только чтобы лишний раз подтвердить все свои познания о вашей алчной национальности.
-Заткнись ты уже.
-Попробуй поспать, все равно до утра никто не придет. Да и хоть верещать перестанешь - и откуда у тебя снова столько песка в вагине, что ты замолчать столько времени не можешь?
-Я завтра утром должен выступать на университетской конференции. Если я не приду - меня просто изнасилуют! Что я по-твоему должен говорить, как не претензии к тебе и всему миру?
-Если изнасилуют, я их пойму.
-Боже мой, два часа ночи!.. Хоть бы телефон тянул!..
-Спи давай.
-Как в таком холоде можно спать?
-Можешь ко мне придвинуться - мне тепло.
-...ну да, логично - жир для того и копится.
-Чтоб твою тощую жопу к полу приморозило.
-Что? Приполз?
-Твой лифт. Ты меня и грей.
-Ну давай...
-Мистер Картман, я же вам говорил вчера, чтобы вы не колупали эту кнопку - вот и результат.
-Так ты что, специально её сломал?!!
-Кайл, да ты что, совсем?..
-Ты жирная скотина! Урод толстожопый!..
Попытка №2
Лампа дневного света над ними мигает и с неприятным потрескиванием гаснет. Кабину лифта стопорит так неожиданно, что некоторые пассажиры, качнувшись, падают друг на друга. В резко наступившей темноте раздаются испуганные и восторженные возгласы. Всё-таки, застрять в лифте по современным меркам это маленькое авантюрное приключение, такое неожиданно-приятное в рутине рабочих будней. Наверняка теперь каждый из присутствующих будет говорить об этом до самого вечера, вспоминая банальные детали происшествия, приукрашая и втайне разочаровываясь, ведь это вряд ли можно с полным правом назвать экстримом.
Кайл понимает, что он не будет в их числе. Он понимает очень многое с тех пор, как погасла лампа. Например, то, что было наивно предполагать, будто Картман станет просто смотреть и побоится прикоснуться. Будто в нём есть хоть капля приличия. Или мозгов.
Картман стоит совсем рядом, пахнущий одеколоном медведь в пиджаке. Люди с придыханием перешептываются, строят предположения, нажимают на какие-то кнопки, а Картман теснит его к ледяной поверхности настенного зеркала, в самый угол, и пальцы его бесцеремонно хватают за бедра, пытаются прорваться под кожаный ремень. Кайл слышит его сопение над ухом, старается поизящнее и позанезаметнее брыкнуться. Панически думает, как сказать этому жирному монстру, что свет может зажечься в любую секунду. Больше всего бесит, то, что главное беспокойство вызывает в нём перспектива быть застуканным, а не то, что его сейчас тискает кто-то непротивоположного пола. Если бы он знал, что интервью, которое он собирался брать, обернётся таким образом, то он хотя бы продумал заранее правильную стратегию поведения. Или хотя бы не лез с ним в один лифт.
Свет брезжит над головами, как выглянувшее из-за облаков солнце. Лифт дергается и продолжает свое движение на вершину экономической пирамиды. Люди едва ли не аплодируют пережитому, на всех лицах улыбки, глаза сияют в радостном предвкушении возможности открыть рот и говорить. Картман успевает вовремя отстраниться, не резко, плавно, осторожно, погладив напоследок поясницу.
-И с чего бы ты хотел начать наш диалог, Кайл?- интересуется он, когда они выходят из лифта в коридор, устланный коврами. Где-то впереди маячит дверь его кабинета.
Кайл чувствует, что ещё чуть-чуть, и из него выплеснется столько злобы, что придётся вызывать охрану. Хотя скорее всего Картман справится и без неё.
Он смотрит на свою заготовленную папку с вопросами, и белый лист, лежащий сверху, кажется, хочет его сожрать.
Кайл швыряет папку под ноги, разворачивается и уходит к лестнице. Лучше ничего не говорить. Если вырвется хоть слово...
-Ещё увидимся, Каайл.
Кайл чувствует, что он всё ещё заперт в этом лифте. И возможно ему уже не выбраться.
Баттерс/как минимум трое, без секаза. Несмотря на общественное мнение Баттерс – не гей, а очень даже наоборот. Но как-то так получилось, что геями оказались все вокруг... Будет ваще шикарно, если Баттерса не совратят и он так и останется натуралом
Шестнадцатилетние - знаменательная дата. Баттерс уже почти взрослый – можно водить мотоцикл и спать с девчонками. Этот день особенный, ведь нужно отметить его так, чтобы ощутить торжественность и значимость перехода в новую жизнь, полную легального секса и законного пива.
Вы знаете, Баттерс так рад. Он не может припомнить, чтобы к нему на день рожденья приходило столько друзей. Почти все одноклассники и множество ребят из параллели. Но, в общем-то, это заслуга Кенни. Он занимался организацией праздника на деньги, которые полностью доверил ему Баттерс. Если бы этим занялся Картман – праздник бы, несомненно, накрылся. Но Кенни, отчаянный тусовщик, знает в этом толк и знает все возможные способы сэкономить. Баттерс безмерно ему благодарен.
Подходящий наряд выбран ещё с вечера – всё отутюжено и отглажено. Стрелки-кантики, белый воротник – всё идеально. Волосы блестят, аккуратно уложенные. Дезодорант пахнет зелёным чаем и лимоном. Туфли начищены до ослепительного блеска.
Голубые глаза счастливо сияют, свежие щёчки и улыбчивый ротик. Ему чертовски нравится то, что он видит в зеркале.
---
Музыка оглушительна, болезненно бухает в голове. Кенни ди-джей – гостям это нравится, потому что он знает всё и обо всех, что беспрестанно доказывает, заявляя всякие компрометирующие вещи в микрофон. Каждую его реплику встречают гоготом и свистом.
На белой скатерти пляшет разноцветная мозаика – стол похож на витраж. Тайная вечеря – только апостолов штук 30. А Иисус не догадывается, что половина из них собирается его трахнуть этой ночью. Почему? А Бог его знает… Может, потому что это такой спорт – завалить именинника? Может, потому что кто-нибудь пообещал, что заплатит 50 баксов тому, кто это сделает? Из мести, из ревности, из зависти… Может, потому что Баттерс сам сказал что-то не то, а может и потому что его чёлочка сегодня так тщательно причёсана, а костюм лежит слишком по фигуре? Никто вам не скажет. Но так оно и есть.
Все поднимают такие неожиданные, будто даже аристократические бокалы, чокаются. Играют миллионы пузырьков в металлическом блеске шампанского – все хихикают, опрокидывая это золото в себя. Так цинично воспринят столь праздничный напиток – впрочем, некоторые очень даже рады, что им заменили такое осточертевшее и пошлое пиво. Как будто это отчаянная попытка приподнять гостей над ежедневным дерьмом, в которое они опускаются.
Многие-многие взгляды направлены на центр стола. Гости пьют не за здоровье виновника торжества, а за себя – чтобы у них все получилось. Хотя бы сегодня вечером.
Баттерс давно подозревал, что все они сумасшедшие.
---
Картман ужасен. Если он задаётся целью, то готов преследовать её до изнеможения – своего, либо до капитуляции выбранной жертвы. И вся эта огромная куча мяса неизменно маячит за спиной, шумно дышит, расталкивает гостей, часто возмущается и орёт на кого-то, не стесняясь в выражениях. Это – большой ком наглости и грубости.
При этом он – самое двуличное создание в мире. Он умеет убедительно изобразить всё, что угодно. Елейные речи приторно сочатся мёдом и сиропом, улыбка ничем не отличается от доброжелательности и симпатии. Никто не сможет определить, о чём он думает, и что ему на самом деле нужно. А вы знаете? Догадываетесь же…
Но Баттерс нет, он не знает. Он всегда готов поверить в людей, в то, что они могут быть лучше, чем они есть. Что в Эрике тоже есть что-то светлое – просто оно тщательно прячется под слоем грязи. Он уверен, что вот – наконец-то это и есть истинный искренний порыв Картмана. Но мы не можем его осуждать – Баттерсу на самом деле сложно жить в мире, где не во верить.
Картман сбивчив и неугомонен. Он не может определиться со средством, но цель у него наверняка есть. Он то зовёт подарить какой-то особенный подарок, то обещает рассказать секрет, то просит о помощи.
Сегодня не его день, потому что Баттерса постоянно что-то отвлекает – его внимание так нужно всем. И Картман устал сдерживаться. В конце концов, его вынужденное терпение часто заканчивается непонятной для других истерикой или агрессией.
Баттерс в недоумении, когда это происходит. Но он понимает, что холерический темперамент Эрика непредсказуем, и кто он такой, чтобы суметь предвидеть очередную вспышку. Но ему бы хотелось, чтобы праздник обошёлся без этого.
Иногда ему тоже кажется, что сорваться – это идеальный вариант. Может быть, он даже устал сдерживаться…
---
Кайл изрядно пьян. Ему вообще много не надо, чтобы перестать адекватно реагировать на реальность. Он это знает и, тем не менее, иногда переступает через черту дозволенного. Видимо, его редкостный интеллигентский менталитет заставляет считать, что истинные страдания души можно залить алкоголем, и это преследует две цели: сотворение иллюзии облегчения и демонстрация своих мук остальным. Разумеется, Кайл вовсе не показывает это всем, скорее, он продолжает пить назло Стэну. В их отношениях у Кайла привилегированное положение – он может позволить себе глупости. Стэн же нет. Стэн должен следить за собой и контролировать ситуацию. Кайл вроде как воспитывает его таким образом. Им по 16, но ими можно восхититься – у них уже почти взрослая политика отношений.
Стэн, наверное, недостаточно усваивает урок. Потому что Кайл находит в себе равновесие и логику, чтобы добиться общения с Баттерсом на какое-то время.
Кайл в таких вещах довольно прям, хотя и предпочитает обращаться к эвфемизмам. Всё-таки это лучше, чем аллегории и метафоры Картмана. Если с Эриком приходится догадываться, то Кайл точно имеет в виду то, что имеет в виду. Вообще он умеет оставаться миловидным и приятным собеседником даже когда опирается о стол, чтобы сохранять адекватную координацию.
Баттерс вежливо отказывается. Ему очень жаль, что Кайл так набрался, и он понимает, что здесь присутствует чёткий мотив – ревность Стэна. А вот становится инструментом мести ему никак не хочется, не говоря уже о том, что он не в восторге от нетрадиционной ориентации почти всех своих друзей.
Ему совсем не хочется во всё это впутываться.
---
Баттерс не очень любит компании, которые сформированы давно, и в которых все понимают друг друга с одного взгляда. Не любит в основном потому, что сам никогда не был частью таких компаний. А так же потому, что ему довелось пережить немало унижений и оскорблений от них же.
Особенно от этой. Крейг и те парни курят на крыльце. Сентябрьские ночи всё ещё тёплые, на улице густо пахнет яблоками, а звёздное небо бархатно-фиолетовое.
Картман всё-таки вынудил его пойти на улицу, однако сам затерялся в толпе гостей, отвлёкшись на свои бесконечные левые дела. Баттерс уже очень устал от празднества, он с нетерпением ждёт встречи, которая должна произойти после того, как все разойдутся. Но это так нескоро…
Баттерс не рад, что ему приходится вступить в круг курящих. Сам он не курит, потому что это вредная привычка – а родители хорошо разъяснили, что не желают видеть своего сына грязным наркоманом или мерзким курильщиком. Хотя папе можно попыхивать трубкой. Но это папа. Баттерс не делает это ещё и потому, что девочки любят, когда их мальчики не курят. Хорошие девочки. А ему нравятся только такие.
Крейг молчит, стряхивает пепел и беззвучно затягивается. Говорят в основном Клайд, Твик и Токен. Они почему-то тоже улыбаются. Зовут за город продолжить праздник без всех этих придурков. Они говорят, а Крейг смотрит. От его взгляда Баттерсу очень не по себе. Обычно так смотрят рептилии, вы знаете – так холодно, не мигают… Они начинают говорить что-то о том, что Баттерс сегодня замечательно выглядит… Дым закручивается спиралями и висит вонючим облаком, Баттерс кашляет и говорит, что пойдёт в дом, потому что холодно. На самом деле ему очень даже жарко…
Они просят приходить ещё, чтобы обо всём договориться, Баттерс кивает и обещает, что вернётся.
Он чертовски рад, что ушёл от них.
---
От Кенни пахнет тортом. Поразительно, сколько может вместить в себя настолько тощее тело.
Кенни очарователен – и с тортом и без него. Вечно затуманенные глаза, светлые вихры, невероятно красивая улыбка… Когда Кенни прижимает к стене и начинает целовать, а руки его, такие вездесущие и смелые, настойчиво шарят под одеждой – сложно сохранять спокойствие и отказать. Тем более, что, вы помните, как благодарен ему Баттерс. Кенни – ангел, которого не порочит абсолютная похоть и изощрённые знания о разных стыдных вещах. С ним сложнее всего, потому что, пусть у него есть, были и будут сотни других, кроме тебя, с ним трудно не почувствовать свою избранность. Это слишком соблазнительно, и противостоять этому фактически невозможно.
Но Баттерс говорит это. Чувствует себя тысячу раз виноватым, но говорит, опустив глаза – и Кенни отступает, смотрит с сожалением. Через миг он уже снова улыбается и интересуется:
-Она хоть красивая?
-Очень, Кенни. Самая красивая!
Просто Баттерс действительно любит эту девочку больше всех на свете. Он уже не может с собой ничего поделать.
---
Шум и суета остаются позади. Брюки и рубашка остаются на полу. Все жаждущие и желающие остаются ни с чем.
В комнате темно, блестит синее зеркало, отражающее окно.
Баттерс торопится. Пальцы путаются. Он так хочет встретится с нею, что это просто сводит с ума – он чувствует себя таким же ненормальным, как и все его одноклассники. Дыхание сбивается, волосы щекочут плечи, холодно обнажённым коленям.
Баттерс подходит к зеркалу и замирает в восхищении. Он так ждал, так ждал… Она великолепна. Светлые волосы, зелёные бантики, белое платьице…И он её любит так давно…
Гости разъехались, а казалось уже, что этого никогда не произойдёт. Они были такие навязчивые.
Баттерс давно подозревал, что все они сумасшедшие. Он чертовски рад, что ушёл от них. Ему совсем не хочется во всё это впутываться.
Иногда ему тоже кажется, что сорваться – это идеальный вариант. Может быть, он даже устал сдерживаться…
Просто Баттерс действительно очень любит эту девочку больше всех на свете. Он уже не может с собой ничего поделать.
Голубые глаза счастливо сияют, свежие щёчки и улыбчивый ротик. Ему чертовски нравится то, что он видит в зеркале…
@темы: слэш, Лиэн Картман, Кенни, фанфик, мая творчасць, Стэн, однострочники, Картман/Кайл, Саус Парк