Гамельнский крысолов
и ещё разного
тоби вышел лучше чем фон можно подумать, фон у меня вообще когда-нибудь выходил
даму я переименую. это будет гет, я буду держать себя в руках, как могу
Игги и Вэл, Дон Кихотик и Напка. И у них будет гет, правда, очень странный. Персонажи с реальными прототипами - их няшнота не оставила меня равнодушной.
Теоретическая главная действующая троица
И одинокий, но не страдающий от этого, Тоби
И маленький слэш, которого, клянусь
Тоби же играет на пианинке, ня
Это могло бы показаться странным, но в вальсе Шопена Тоби ощущал какую-то агрессивность. Может, пассивную, но все же агрессивность. Он не относил себя к людям искусства, чувственным и выпадающим из реальности во время игры – для него пианино всегда было беспроигрышным инструментом для произведения впечатления. Тоби любил производить фурор. Алекс тоже, но у него во многом были связаны руки. А пианино подходило обоим.
Мама любила не только классику – она была рада любой композиции, что вылетала из-под его рук, но гости, как правило, представляли собой зашоренную массу несведущих, полагавших, что искусство может быть представлено лишь творением композитора, умершего не менее двухсот лет назад.
Рикардо тоже был здесь. Вечно напыщенный господин Брандау, уверенный, что только он определяет границы дозволенного в своей жизни. Он стоял рядом с увенчанными сединой и фуражками офицерами, поглаживая тонкую ножку бокала с шампанским.
Пальцы Тоби плясали по выбеленным, как кости, клавишам. Ему нравился не звук, ему нравились непосредственно движения рук, техника и комбинации, представляющие собой алгоритм по извлечению мелодии из этой лакированной коробки.
Музыка белая, как гостиный зал, летящая, как тюль, и острая, как лед в бокалах. Снежный вихрь в наполненном весной городе.
Даже сейчас у Рикардо был такой вид, будто это не для всех, а для него. И Тоби, набирая код на этой древней клавиатуре, смотрел на него, не отрываясь. Потому что так оно и было: и вся эта мнимая агрессия и безошибочное совершенство нотной гармонии, как и все эти невразумительные попытки протеста – они только в удовольствие этому человеку, чертову манипулятору и садисту. Как будто все, что призвано ранить – делает происходящее для него ещё более веселым и насыщенным.
Последний отзвук был так удачно сопровожден звоном разбитого стекла – хрустальное завершение наивного вальса. Завершение дурацкого намерения.
Тоби закрыл глаза, отрешившись от аплодисментов – таких ненужных, усугубляющих мерзостность ощущений. Возможно, он так привык к унижениям, что ищет их там, где ничего нет?
-Ты просто чудо,- мама поцеловала его в макушку.- Так жаль, что вам с Рикардо скоро уезжать, уже почти двенадцать…
-Скоро? Да мы никуда не торопимся,- Тоби едва заметно расслабился, чувствуя её руки на своих плечах. Рикардо в это время смотрел на запястье с часами с весьма предвкушающим видом.- Куда спешить? Дай мне ещё шампанского, я не против побыть здесь ещё немного.