neverland

@темы: мая творчасць, fallen london

---

Я однажды починил дверь, которая даже не была сломана.

Чота у меня кризис зрелищ - ничего не хочется смотреть. Но приходится, из чувства, что если не смотрю ничего под рисование - то теряю зря время)

"Запрос в друзья" (6 из 10)- задел симпатичный, но как-то в этих ужастиках все разруливается на отъебись.

"Колония Дигнидад" (9 из 10)- очень здорово и хорошо. Закрытая религиозная община, жестокости, политические заключенные, побег влюбленных. И занятно после "Дома духов" сразу же нарваться на еще одну вещь о Пиночете и военном перевороте в Чили.


"Из машины" (8 из 10)- это могло быть одной из серий "Черного зеркала". Оч круто, что тут сметен флёр романтики из этой темы, и исход событий выглядит весьма правдоподобно.

"Гран Торино" (6 из 10)- вот смотрю я на Клинта Иствуда и думаю. Чел же везде играет самого себя для собственного удовольствия. Что мешает мне наделать кучу АУ-историй с Левиттом с теми же целями)

"Семь жизней"(5 из 10)- слезодавилка, эксплуатирующая эмоции посредством прекрасных и безнадежно одиноких обреченных людей, которых потом спасает еще один прекрасный. Совсем не понравилось. Хотя Эмили хот.

"Чужая страна"(5 из 10)- никого вы уже голой Николь Кидман не удивите! И вообще. Если убрать твинпиксовское очарование пропавшей девушки, то фильм ни о чем и никакой.

"Кукла"(7 из 10)- нуу. Это было недурно для фильма такого жанра, и даже развязка была не так уж и плоха.


"Шкатулка проклятья"(7 из 10)- тоже неплохо, без изысков, но сойдет. Няшная девочка, куда в этом всем без няшной девочки.

@темы: фильмы

---

мне казалось что часы стоят, но с тобою дни летят

Первая портретка за долгое время. Я все еще ненавижу рисовать портретки!!! Племянница Д. , от которой он без ума.

@темы: мая творчасць

---

delirium tremence

@темы: слэш, мая творчасць, fallen london, mr smile, levitte

---

В песне "Black black heart", которую кто только не пел, оказывается звучит отрывок из оперы Lakme - "Flower duet". Из рубрики - херня, которая никому не интересна))

---

Midnight Gold

Я продолжаю его смотреть, потому что мне интересно, и наплевать что попса, и музыка не имеет границ. Вообще, не смотря на всякое политиканское лицемерие, мне нравится посыл Евровидения с объединением людей и все эти позитивные ролики про разнообразие уголков мира.
Дак вот. Несколько комментариев по поводу того, что уже произошло. Кстати, вот совсем нас с Д. уже не трогает, что Беларусь никуда не проходит никогда. потому что уже давно ничего другого мы и не ждем.
За Германию будет выступать чудесная лоли с песней про привидение.




Но вообще болеть я буду за Украину. Честно, выступление на сцене было мощнее, чем запись в интернете - в какой-то момент прямо до костей пробирает и песня, и то как она двигается и эмоции. Вообще, Украина реально рулит - я не помню, чтобы они хоть раз плохо выступили, чуваки секут фишку. А еще мои фавориты - это Грузия, у них крутая песня и у солиста отпадная шляпа с пером, просто поверьте мне. Точно не выиграют, потому что здорово неформат, но круто, что в финал прошли.


Вот такая няша от Бельгии выступает. Танцует как богиня, это просто нечто.


Еще мне нравилась песня Эстонии. Ведущие говорили, что текст писал тот же чел, что делал песню для эстонского дуэта прошлого года - тото отлично вышло и то и другое. Голос у чувака крутой, но увы, на сцене он держался, как придурок, и поделом.
У Болгарии ничо песня, зажигательная. У Франции тож - прямо радио-формата. У литовца писец как голос поставлен - как студийная запись звучит. Я смотрю, кудрявые челочки - тренд Европы в этом году. У Латвии очень эмоциональное выступление, тож крутой вокал у пацана. Венгр - секси. Про Россию мне нечего сказать, не нравится мне Лазарев и его голос. остальные мне не столь запомнились.

@темы: музло, житие мое

---

Чо творится, а?!!

@темы: fallen london

---

Это был какой-то странный тест:

Много красивых слов, но слишком круто для меня))

Ты можешь научиться обходиться без сладостей или горячей ванны. Вовремя пресечь нездоровую тягу к острым ощущениям или удовольствиям какого-нибудь другого рода. Сможешь даже обезболивающее принимать в разумных пределах – если привыкание тебе кажется страшнее боли.

Одного не сможешь. Самому перестать быть объектом чужой зависимости.

Любопытно, должно быть, знать, какого рода тягу ты вызываешь. Какое вещество отчасти заменяешь, чем полны твои глаза, чем звучат для кого-нибудь твои шаги.

Я предположу.

«Никотин — алкалоид, содержащийся в растениях семейства паслёновых, преимущественно в табаке, махорке. Благодаря своему психотропному действию формирует у курильщиков стойкую зависимость.» ©

Дым, сглаживающий любые чёткие контуры. Вечная изменчивость.
Ты привлекаешь любителей разгадывать загадки. Особенно тем, что сам разгадок не ищешь.

Огонёк на тёмной улице – живой среди призрачной зыбкости стен, переходов и поворотов.
Ты нравишься ценителям красивых жестов и нестандартных мыслей. Они любуются – как на произведение искусства.

Короткий полёт частичек пепла.
Ты умеешь вызывать странную чуть обречённую нежность – раз за разом.

Зависимый от вещества обычно осведомлён о последствиях своего выбора. А вот тесное общение с тобой заманчиво ещё и тем, что таких последствий не влечёт. Повлечёт ли другие, решать уже тебе и немножко - случаю.

aeterna.qip.ru/test/result/237320/

---

Детей у меня нет, но есть воображение.

"Ведьма" - (10 из 10) ждала его с декабря, уже по трейлеру было понятно, что это будет нечто, и все ожидания были оправданы. Наконец-то кто-то ввел черного козла в эту тему, причем так, как надо. Очень круто выглядели близняшки, они даже на людей не были похожи, а на куколок. А еще в финале, когда девушка заговорила с козлом, я подумала - ну вот покажите сейчас разговаривающую животную морду и разбейте все очарование фильма. И как они это офигенно сделали! Вау, короче.

"В доме" - (9 из 10) очень здорово. История о подростке, который наблюдал за домом посторонних людей и мечтал туда проникнуть. Отличное препарирование человеческих характеров. Очень крутые образы ученика, превосходящего учителя, и учителя, способного учится, и готового бросить свою жизнь в жернова искусства.

"Шепот"- (5 из 10) я говорю этому фильму нет. Возможно, в этом виноват главгерой, к которому у меня неприязнь по личным причинам. А так же то, что мне казался пиздец каким притянутым за уши образ негодяев, столь совестливых, заботливых о детях и бла-бла.
"Беспокойная Анна"- (8 из 10) посмотрите на главгероиню, разве фильм о такой девочке может быть плохим? Вообще, недурная, чувственная и хипповая вещь.

"Игра"- (6 из 10) фильм о том, что происходит в текстовых ролках. Ты ничо не понимаешь, но участвуешь) А вообще здорово затянуто, нудно, да еще и Дуглас, буэ.
"Невинность"- (6 из 10) это тот, где закрытая женская школа и ламии. Я отдаю отчет, что такой фильм можно было бы снять гораздо хуже. Тема не особо благодарная, но вообще что-то в этом было. Этот греческий сад, веночки, шикарные леди с чаепитием.

@темы: фильмы

---

Никто не покидает цирк

Название: Никто не покидает цирк
Автор: Bastet Seimoore
оридж, цирк


-Что разлегся, крысеныш? Ручки притомились?- донесся издевательский голос со стороны, и Левитт лениво вытянул руку с неприличным жестом в том направлении.
Голос Флёр, тонкий, как шпилька, раздражал гораздо больше, чем его обладательница. Рядом усердно мельтешил Джонас, описывая круги вокруг лежащего на спине мальчика. Левитт полагал, что уже освоил арабское колесо не хуже остальных членов труппы, поэтому считал свое ничегонеделание оправданным. Он бы ещё стерпел подобные указания от учителя, но никак не от Флёр, этой тощей остроносой злючки, которая, хоть и была на два года старше его и умела делать арабское колесо ещё в пеленках, все равно не имела никакого права лезть не в свое дело.
-О да, это определенно будет твоим коронным номером, клещ, – превосходное владение пальцами. Если тебя, конечно же когда-нибудь пустят на манеж.
-Джонас, скажи ей, чтоб катилась к чертям, пока я не встал.
-Ты же знаешь его, Флёр. Не хватало ещё, чтобы вы подрались,- сказал Джонас, тяжело дыша.
-Я пожалуюсь Эмилю,- в лучших своих традициях пообещала девушка. – Впрочем, все равно этот балбес до конца жизни будет убирать дерьмо за лошадьми…
Левитт выгнулся на своем месте, вставая на мостик, затем на руки и после легко принимая нормальное вертикальное положение. К тому времени, как он злобно уставился на место, где предположительно стояла Флёр, та уже с писком удирала в сторону фургонов. Девушка непременно пожалуется, а от пьяного Эмиля можно было ожидать, что он не даст им обоим ужина до тех пор, пока они не изобразят всю акробатическую программу на леске, доступную ему самому.
-Пьявка,- сплюнул ей вслед мальчик, с недовольством принимаясь за упражнения.
-И охота тебе её злить,- с укоризной сказал Джонас, пытаясь повторить стремительный подъем друга, но получалось у него не так изящно.
-Я и пальцем её не тронул,- буркнул Левитт.
Джонас испустил осуждающий вздох и покачал головой. Его рыжие волосы качнулись, обнажая поседевшую прядь над ухом.
Эмиль пришел, когда уже начало темнеть. Его морщинистое лицо издалека кривилось раздражением, а спина горбилась, как у древнего старика. Гонял он их действительно до самого утра, так что оба мальчика заснули там, где упали, не найдя в себе сил доползти до вагона с лежаками.
Левитту тогда казалось, что учитель отдаст концы в ближайший год, так стремительно тот старел.

***

Но в ближайший год умер Джонас.
Левитт пришел в труппу, когда им обоим было по 8, и они сразу же подружились. Джонас был очень мягким, терпеливым и покладистым мальчиком, он попал в цирк на полгода раньше, однако Левитт, от природы ловкий и сообразительный, довольно быстро наверстал его и дальше часто давал тому фору, чтобы в своем обучении эквилибристике они шли ногу в ногу. Это невероятно раздражало их старого учителя Эмиля, который в юные свои годы был достаточно известным канатоходцем, а сейчас занимался тем, что беспробудно пил и обучал мальчишек своему ремеслу. На Джонаса тот злился за его медлительность, а на Левитта за леность и вранье. В итоге нагоняй они получали на двоих и наказание отбывали тоже вместе.
В фургоне ночью они часто переползали в лежанку друг к другу и до утра переговаривались шепотом, вспоминая дом, полузабытых родителей и делясь разными хвастливыми мальчишескими планами на жизнь.
Джонас разбился во время очередного урока ходьбы по леске. Он упал, оскользнувшись на лестнице. Левитт тогда тоже упал, на спину в страховочную сетку, одновременно с другом, на мгновение ему показалось, что он тоже мертв и видит, как душа Джонаса поднимается к ослепительно белому куполу натянутого шатра. Флёр тогда совсем не смеялась. Она долго и странно смотрела на Левитта, когда они собрались вокруг тела, как будто тот тоже должен был сломать шею.
Джонаса даже не хоронили – просто завязали в мешок и закидали мусором. Цирк очень быстро снимался с места и мчался в другой город давать новое представление.
Эмиль тогда не трогал второго своего ученика две недели. Внезапно после трагедии из согбенного старика он преобразился в крепкого пожилого мужчину, все ещё способного встать на канат. Он был занят тем, что с утроенным энтузиазмом гонял труппу, ставил новые номера, спал с женщинами и пил в два раза больше. Многие полагали, что несчастный случай заставил его устрашиться смерти, мобилизовать силы и спешить жить.
Левитт в это время неприкаянно слонялся по лагерю, постоянно слыша смех Джонаса в голове и избегая любого общения. Он мог часами валяться в траве, глядя в небо, а по ночам вскакивал от ощущения падения.
В очередном крупном городе Эмиль подобрал ещё двух мальчиков – те были младше Левитта на несколько лет. Вместе с ними он снова втянулся в изнурительные тренировки, однако общаться с ними, как с Джонасом, он не смог и не захотел.

***

-Чего прохлаждаемся? Ну-ка встали, взяли лопаты и – к лошадям! Живо!
Голос у Эмиля был зычный, тяжелый, от него вибрировало нутро. Заслышав команду, отданную таким голосом, невозможно не подчиниться. Оба мальчика-новичка, поднялись, потирая натруженные ноги, и двинулись в сторону загона с лошадьми.
-А тебе особое приглашение нужно, стервец?
Левитт, совершенно невидимый на крыше фургона, со вздохом поднялся и скатился на землю, зарывшись босыми ногами в высокую траву. Эмиля, жилистого и высокого старика, покрытого татуировками, он обошел по безопасной дуге, чтобы не схлопотать подзатыльник.
-Вечером чтоб пришел на манеж. На выступлении будешь вместе с Флёр стоять на коромысле. Потренируетесь с другими акробатами.
Левитт даже не обернулся. Лишь засунул руки в карманы и засвистел. Полгода назад, когда он только пришел в цирк, восхищенный и разевающий рот на каждую палку и тряпку, такое предложение вызвало бы у него щенячий восторг. «Ух ты! Это же все мальчишки обзавидуются! Я – и на коромысле, на плечах у настоящего канатоходца, на глазах у всего города!» Сейчас это означало только лишнюю работу и лишнюю ответственность, помимо обязанностей униформиста, которые ему приходилось выполнять во время номеров с лошадьми. Тем более, тут подразумевалась работа с Флёр, этой глупой пигалицей, у которой язык как помело, а голова пустая, как барабан.
У загона с лошадьми мычал и пускал слюни Принц Лилипутии. У него была мелкая голова, птичий нос и жуткие зубы, а ростом он походил на семилетнего мальчика. Когда Левитт увидел его в первый раз в темноте, то заорал так, что перебудил пол-лагеря. Позже он выяснил, что Принц безобидный и очень отзывчивый на ласку. Карлик лопотал что-то на своей странном языке, и всегда вился вокруг деда Сэмюэля, древнего, как мумия, униформиста, или Доры, толстой кухарки, приглядывающей за маленькими детьми и такими вот несчастными созданиями.
Мальчишки-эквилибристы стреляли в бедного Принца косточками от вишен, спрятавшись за пачками сена и хихикая, а тот беспомощно крутился и, казалось, вот-вот заплачет. Лошади в вагоне тоже беспокойно переминались с ноги на ногу, будто чувствуя, что происходит что-то недоброе.
-А не боитесь, что он вам ночью глотки поперегрызает?- поинтересовался Левитт, останавливаясь в нескольких шагах от мальчишек и закидывая руки за голову.
-Чего-о?- нагло и недоверчиво протянул один из них, белобрысый и высокий – Левитт так до сих пор и не потрудился запомнить, как их обоих зовут.
-Раньше его навязывали цепью по ночам, потому что случалось с ним и такое,- невинно протянул мальчик, глядя в горизонт и будто бы совершенно не заботясь о происходящем.
-Что же сейчас не навязывают?
-Решили, что фаза поедания людей у него уже закончилась. Сами знаете, эти лилипуты устроены совершенно не так, как мы…
-Я думал, это враки, что он из страны лилипутов,- протянул тот, что был помладше.
-Это и есть враки,- заверил второй.- Он же тупой совершенно,- он повернулся к Левитту с вызовом.- Он даже не знает, что это мы. Как он нас найдет?
-По запаху. Ваш запах он уж точно запомнил, и ночью инстинкты приведут его прямо в ваш вагон.
-Что ты заливаешь?
-А вы, мелочь узколобая, хоть знаете, как умер мальчик, который до вас у Эмиля обучался?- вдруг раздалось сверху, и все трое увидели светлую макушку Флёр, высунувшуюся из окна ближайшего фургона.
Самый младший отрицательно потряс головой, глядя на девушку совершенно влюбленными глазами.
-Так вот Принц наш его и загрыз,- заверила Флёр,- как раз потому что тот любил над ним потешаться. Крови-то сколько было, помнишь, Левитт?
-Угу,- неохотно подтвердил мальчик.
-Жуткое зрелище,- покачала головой девушка и исчезла, через мгновение она выскочила из-за полога, служащего дверью и, оправив платье, сказала: - Отведу-ка я его к Доре, а то ведь вам и впрямь не поздоровится, если он вас запомнит.
Флёр увела беспрерывно лопочущего Принца в сторону кухни, Левитт как ни в чем не бывало отправился в загон. Мальчишки, совсем недавно попавшие в цирк, решили, что предупреждениям старожил лучше доверять, а потеха над уродцем приносит сомнительное удовольствие, когда за это можно поплатиться жизнью.

***

Поговаривали, что на самом деле Принц был ребенком Камиллы, наездницы и вольтижистки, которая на афишах объявлялась, как «Самая прекрасная женщина Запада». Камилла действительно была чудо как хороша собой – Левитт всегда ассистировал ей на манеже и не уставал смотреть на то, как её изящная фигура пролетает в бумажные зеркала, ленты и огненные кольца. Стоя на цыпочках на спине лошади, облаченная в белые прозрачные одеяния и сверкающие украшения, она была похожа на фею, сошедшую со страниц сказки.
Левитт даже поначалу считал себя влюбленным. В первое время, попав в труппу, он тягался за ней как завороженный, любуясь тяжелыми складками дорогого халата, волочившегося за ней шлейфом по траве. Именно наблюдения за ней впервые столкнули его с одним из развлечений, широко практиковавшихся в их цирке. Многие взрослые члены труппы любили собираться в каком-нибудь фургоне – как правило, после успешного выступления,- где напивались дешевым пойлом и беззастенчиво предавались свальному греху. Когда Левитт впервые подсмотрел за этим в щель между досками, ему показалось, что он увидел библейский ад – оттуда волнами катился жар и вонь потных тел, лица были искривлены от выпивки и наслаждений, и в этой жуткой шевелящейся куче было сложно понять, где заканчивается одно тело и начинается другое. К Камилле, которую на его глазах оприходовали сразу и цирковой силач и довольно мерзкий пьянчуга-клоун, мальчик сразу охладел. Но больше всего его тогда поразило зрелище того, как Флёр, тоненькая и белая, дергалась на животе у Эмиля, на руках которого не пойми откуда бугрились молодые мышцы, а в седых волосах вились черные пряди.
Левитт тогда шел от фургона, будто громом пораженный. Любой мальчишка его возраста и не мечтал увидеть столько и сразу того запретного, о чем в их возрасте принято было говорить шепотом, а на него это вывалилось как их ведра – оглушительно и обидно. Ему разом опротивела и Камилла, и цирк, и все, что с ним связано.
Тогда в темноте он и не заметил сидящего в телеге старика Сэмюэля, курящего трубку.
-Что, малец, расхотел становиться взрослым?
Левитт остановился и совершенно не почувствовал стыда от того, что кто-то знает, что он видел. Он утвердительно покивал головой, глядя в землю перед собой, а старик сказал:
-И правильно. Потому что взрослым ты станешь в любом случае. А вот ребенком тебе осталось побыть очень мало.
Вскоре после смерти Джонаса Левитт перебрался в фургон к старику, подальше от тупых мальчишек-эквилибристов и поближе к человеку, который хоть немного дал ему почувствовать что-то вроде родительской заботы.
Сэм считался самым старым обитателем цирка, и в молодости он зарабатывал на жизнь буффонадой и прочими клоунскими штучками. К старости он стал заниматься реквизитом, рисовал афиши и делал грим. Многие его уважали и спрашивали совета, некоторые считали чокнутым стариканом, Левитт же не мог отойти от него ни на шаг, слушая по сто раз одни и те же цирковые байки, помогая штопать костюмы, разгребать опилки на манеже и разводить краски для афиш в свободное от обучения время.
Эмиль почему-то был не в восторге от того, что его ученик так прикипел к «старому козлу», но Левитт с самого первого дня своего пребывания в цирке стал демонстрировать строптивый характер, и всякое недовольство и угрозы, касающиеся каких-то его решений, всегда игнорировал.
Старый Сэм хорошо относился к детям цирка и к несчастным вроде Принца, он учил этому Левитта, заставлял его проводить больше времени с лошадьми, отучал говорить гадости о Флёр и прочих членах труппы. Он любил рассуждать о том, что сердце у человека должно быть больше, чем он сам. Он заставлял его читать и писать во время долгих переездов из города в город, красил вместе с ним фургоны, обучал мелким трюкам с монетками и картами.
Однажды, глядя на то, как Сэм набивает очередной экзотический знак на груди бородатой женщины, Левитт попросил его сделать и ему какую-нибудь татуировку. Старик долго не соглашался, заверяя, что знак на теле всегда несет с собой какую-то силу, не всегда добрую и не всегда хорошо влияющую на жизнь. Кроме того, во многих общественных кругах татуировка означала человека-отщепенца и сразу выдавала в нем заключенного, циркача или ещё какого отброса общества.
Но Левитт уговорил его. Точнее, как-то получилось, что старик слег с тяжелой болезнью и внезапно сам захотел сделать мальчику такой подарок. Он сказал, что, в конце концов, никто не уходит из цирка – и Левитту, скорее всего, никогда и не понадобиться устраиваться на приличную работу. Правда, он настоял, что рисунок подберет сам.
Левитт ухаживал за стариком, в то время как Эмиль, который по слухам был сыном старика, все время крутился рядом и выспрашивая о его здоровье, не иначе как ожидая, когда же тот отдаст концы. Приближалась зима, фургоны двигались на юг, в тепло, и старый Сэм слабел с каждым днем.

***
-А как тебя зовут?
-Джонас,- без раздумий отозвался Левитт – его всегда удивляла тяга людей к именам друг друга, особенно в тех случаях, когда им было суждено увидеться лишь единожды в жизни.
-Покажи сальто, Джонас, ну покажиии…- вероятно, они полагали, что имя – это магическое слово, сокращающее дистанцию между собеседниками.
Левитт, сидящий на одной из жердей ограды, оглянулся на суматоху лагеря, где все готовилось к вечернему представлению. Лицо под гримом чесалось неимоверно, а яркий цветастый шарф душил и щекотался и хотелось выкинуть его ко всем чертям – но если Эмиль увидит, что он не готов к выступлению, то крику и ругани не оберешься.
Мальчишки, сгрудившиеся вокруг него, продолжали клянчить у него это глупое сальто. Глядя на них, Левитт всегда удивлялся тому, что и сам был таким. Ведь тогда давно, он вместе с другими ребятами, работавшими в постоялом дворе, торчал возле Джонаса и умолял его походить на руках или пожонглировать яблоками.
Среди стоящих перед ним мальчиков явно не было сирот или беспризорников, которых можно было переманить в труппу, навешав лапши на уши и наврав с три короба. За каждого приведенного мальчишку Эмиль или владелец цирка господин Терье давали ему по десять франков, а потом новичка либо пристраивали в труппе, либо продавали цыганам или другому цирку. Но тут явно нечем было поживиться, поэтому Левитту пришлось довольствоваться малым.
Протянув руку вперед, он вытянул из-за уха самого толстого мальчика серебристую монету, безошибочно определив отпрыска из самой зажиточной семьи среди всех собравшихся.
Мальчишки восхищенно взвыли, а толстяк, покраснев, начал щупать свои карманы, правильно определив, что монета взялась оттуда.
-За 20 рапенов я вам три сальто подряд покажу,- милостиво пообещал Левитт, продолжая держать монету на вытянутой руке у самого лица толстяка.
Все мальчики выжидательно уставились на юного барчука, и тот под давлением их взглядов, утвердительно кивнул, наверняка, проклиная и своих товарищей и Левитта.
Эквилибрист широко улыбнулся, подмигнул толстяку и снялся с жерди, монета волшебным образом исчезла в складках его одежды. После выполнения своей части сделки и хвалебного свиста от ребятни, он снова влез на ограду, намереваясь поторчать здесь какое-то время, в надежде вытянуть из мальчишек ещё хотя бы пару монет, но из-за россыпи фургонов вышла Флёр и позвала его на манеж.
Местные не испустили никакого разочарованного вздоха, как ожидал Левитт, потому что все они как один уставились на девушку. Их реакция заставила его как-то по-другому посмотреть на неё, потому что раньше ничего кроме раздражения и желания подразнить она у него не вызывала.
Флёр в общем-то была довольно привлекательной. Если Камилла являла собой красоту зрелой, осознающей свою силу, женщины, то Флёр была едва начавшим распускаться цветком, хрупким, полупрозрачным и чарующим. На веревках и трапециях под куполом цирка она казалась порхающей бабочкой, которая никогда не упадет вниз, просто потому что умеет летать.
И весьма странно было осознавать, что в глазах мальчишек, знакомство с Флёр котировалось как нечто гораздо более статусное, чем умение делать сальто.
-Ну что, много с них содрал?- насмешливо поинтересовалась Флёр, когда он с ней поравнялся.
-Пойди покажи им сиськи – сдерешь гораздо больше,- недружелюбно отозвался Левитт, отчаянно надеясь, что она не заметила, как он на неё таращился только что.

***

Зима едва успела начаться, как умер Сэм.
Он сделал обещанную татуировку за неделю до своей смерти. Рисунок он набивал струной и красками разных цветов, работая всю ночь. Левит за это время успел сто раз пожалеть, что клянчил этот злополучный подарок так долго. Процесс был весьма болезненным и даже россказни Сэма, перебиваемые надсадным кашлем или хныканьем мальчика, не скрашивали его.
Под утро Левитт попытался рассмотреть полученную татуировку, но вся спина была такой опухшей и воспаленной, что он ничего не разобрал. Старый Сэм был настолько слаб, что уже не мог подниматься в постели. Бородатая женщина приходила в те последние несколько дней, чтобы помочь Левитту по уходу за стариком, а так же чтобы смазать целебными средствами все ещё саднящую татуировку.
-Тебе повезло, малец, что старина Сэм набивал рисунок. Руки у него волшебные и, будь на его месте кто другой, рисунок твой потянулся бы и расплылся с возрастом, ты же ещё расти будешь вверх. Но его рисунок будет четким, сколько бы лет не прошло…- приговаривала она, натирая спину Левитта прохладной мазью.- Видишь русалку у меня на пузе? Ага, вот её мне Сэм набил, когда не было никакого пуза, когда я ещё стройной, как Флёр, была – а видишь же, нигде контуры не размылись, хоть я и рожала три раза… Эта русалка бережет меня от воды, мне на роду было написано утопленной быть… А ты со своей татуировкой, видать, будешь по свету скитаться, угла своего не имея, оно и понятно – где у нас, циркачей, свой угол?
Левитт всегда на такие байки реагировал одинаково – с интересом, но без особой веры. Он уже давно знал, что атмосфера цирка без всех этих сказок и особых ритуалов была бы совершенно иной.
-А я думала, что последний рисунок ты берег для своего отца, Сэм,- сказала ещё тогда женщина, но старик еле слышно отозвался:
-Не говори глупостей,- и больше разговор этот они не продолжали.
Позже, когда Левитт спросил старика, правда ли, что отец Сэма все ещё жив, тот ничего не ответил.
День, когда не стало Сэма, был одним из самых ужасных в жизни Левитта. С самого утра все были заняты, так как сворачивали лагерь перед отъездом. Левитт видел, что старику очень плохо, он менял повязки на его голове, поил водой, разыскивал хоть кого-нибудь, кто мог бы дать лекарств, чтобы облегчить страдания умирающего. Не смотря на то, что морфий имелся для употребления у половины труппы, никто не дал ему ни грамма.
Ближе к вечеру в фургон вломился Эмиль, он схватил Левитта за шиворот и начал орать ему в лицо, почему тот не сказал ему, что старик умирает. Вышвырнув мальчишку из фургона, он остался один на один со старым циркачом.
Левитт не знал, куда ему пойти и что делать, да и боялся он, что у Эмиля какое-то помешательство, и он пришел убить и без того умирающего ни в чем не повинного старика. Он понятия не имел, с чего вдруг Эмиль вообще заинтересовался старым Сэмом, когда тот слег, если раньше говорил о нем исключительно в презрительном тоне. Вероятно, на правах родственника он надеялся стрясти с него денег, других версий у мальчика попросту не было.
Прислонившись к стенке фургона, Левитт грыз ногти и вслушивался в звуки, доносящиеся изнутри:
-Ты поклялся мне, что сохранишь свой последний рисунок для меня! Какого дьявола?! Я не дам тебе подохнуть, пока ты не выполнишь свое обещание! Слышишь меня? Ты всегда был редкостным дерьмом, с того самого дня, как твоя потаскуха-мать родила тебя мне на колени!..
Левитту стало страшно от таких полубредовых заявлений старого эквилибриста, и он отошел от этого места на безопасное расстояние. Он забрался на телегу так, чтобы видеть фургон и прикрылся брезентом от начинающегося дождя. Компанию ему составили Жюли и Жизель, белые лошади-близняшки, с которыми Камилла ставила свои лучшие номера. Время шло, Левитт скармливал соседкам крошки из карманов, поздние одуванчики и клочки сена, а Эмиль все так же выкрикивал угрозы и оскорбления внутри. Наконец, он ушел, злобно пиная по дороге все, что попадалось под ноги, и Левитт решил, что отойти от фургона было весьма разумным решением.
Когда он забрался к Сэму, тот был уже мертв. Судя по умиротворенному лицу, ушел он сам, и Эмиль не помог ему в этом никаким образом. Левитт просидел возле тела около часа, время от времени прикладывая ухо к груди или поднося зеркало ко рту. Ни дыхания, ни сердцебиения не появлялось, и мальчик окончательно понял, что остался один.
Он вспомнил, как завязывали в мешок тело Джонаса и решил, что не позволит им всем поступить так же с Сэмом. После всего того, что сделал для него старик, это стало бы черной неблагодарностью.
Он провел час, бегая по лагерю, врываясь во все фургоны и умоляя, чтобы хоть кто-нибудь помог ему похоронить тело. Спящие циркачи орали на него, швырялись предметами и бесцеремонно выдворяли на улицу, где вовсю бушевала ночная гроза. В фургон с уродцами и бородатой женщиной его не пустила Дора, а господин Терье сказал, что с телом поступят так, как и со всеми остальными циркачами, потому что завтра они снимаются на новое место.
Левит сам копал яму, промокший насквозь, перемазанный землею с ног до головы, оскальзываясь на текущей грязи – но ярость на то, что всем плевать на старика, который был с ними столько лет, придавала ему сил.
Так же не давали покоя ему слова Эмиля, к которому он побоялся обратиться за помощью. Он говорил так, будто старый Сэм был его сыном, но как же тогда он мог оставаться живым, если старику было не меньше девяноста?
Утро застало Левитта сидящим перед холмиком грязи и обнимающим лопату. Сил у него не осталось никаких, все тело ныло, глаза были красными – наплакаться он успел, когда волок тело старого Сэма по кипящим лужам на лежаке и когда опускал старика в яму, где тело плыло в воде, поднимавшейся выше колена.
Левитт совершенно не слышал, как сворачивался за спиной лагерь. Очнулся он только, когда пришла Флёр. Она воткнула в изголовье могилы наспех сделанную табличку, на которой краской были выведены имя старика, годы жизни и эпитафия: «Никто не уходит из цирка». Возле таблички Флёр положила букет бутафорских цветов, надерганных из декораций.
-Тебе нужно поспать, Левитт, - сказал она, подойдя к мальчику.- Хочешь я поведу лошадей, а ты поспишь?
Когда она протянула ему руку, он взял её, не поколебавшись.

***

Когда окончилась зима, караван фургонов снова покатил с представлениями на север. Они словно двигались по континенту, неся с собой весну и тепло. Для Левитта то время было очень солнечным и светлым, каким-то образом он начал чувствовать себя частью цирка, позволяя себе все меньше появляться на тренировках Эмиля и все больше заниматься своими делами. После смерти Сэма он на пару с бородатой женщиной начал выполнять многие функции, которыми раньше заведовал старик – связывался с типографиями для распечатки афиш, готовил реквизит и приучал остальных делать себе грим самостоятельно. Господин Терье значительно повысил ему жалование за то, что тот избавил его от головной боли, связанной с этими вопросами.
Левитт проводил больше времени с остальными циркачами, обедая и ужиная в большой компании, уходя от них в загон к Жюли и Жизель только, когда дурацкие байки и грязные разговоры особенно раздражали. Труппа все больше признавала его, как полноправного члена их общества, и однажды, когда он вместе с остальными униформистами помогал ставить купол цирка под руководством шапитмейстера, сама Камилла, подмигнув, отметила, что Левитт сильно вырос за год и что тот до обидного редко празднует выступления вместе с ними.
Левитт был польщен, но дальше одной кружки пива после представлений не заходил – у него всегда находились дела, которые не терпели отлагательств, и он никогда не оставался дожидаться тех самых игрищ, которые некогда подсматривал в щель между досками.
Цирковое время у него так же увеличилось – теперь в номерах с наездниками ассистировали мальчишки-эквилибристы, без особого успеха обучавшиеся у Эмиля, а сам он выступал, жонглируя на леске, перепрыгивая через других акробатов или кувыркаясь на батуте.
Господин Терье как-то съездил на выступление одного из конкурирующих цирков и загорелся идеей нового номера, который несомненно стал бы пользоваться популярностью у публики, зараженной романтическими настроениями к весне.
Ему нужны были влюбленные, изображающие акробатическую страсть на канате, и он незамедлительно начал подбирать кандидатов для грядущего номера.
Из девушек выбирать было некого – обе опытные эквилибристки уже неумолимо приближались к возрасту, после которого циркачи переходят на работу, не требующую гибкости и предельной концентрации, к тому же одна из них намеревалась рожать через несколько месяцев. Номер фактически сразу же достался Флёр, на которую цирковые старожилы возлагали большую надежду, в связи с тем, что она рано или поздно должна была заменить Камиллу в роли «Самой прекрасной женщины Запада».
С подбором партнера для неё возникли проблемы. Флёр пришлось проделывать кусок предстоящего номера то с одним, то с другим акробатом, но ни Терье, ни Эмиль не могли сказать, что это именно то самое, что публика хочет увидеть от задуманного зрелища. Кто-то был слишком стар, кто-то слишком уродлив, кто-то слишком мелким или слишком крупным для того, чтобы гармонично смотреться с тоненькой девушкой. Остальные артисты наблюдали за этим кастингом, потешаясь и высмеивая неудачливых кандидатов. Левитт хохотал на трибунах вместе со всеми и так же отпускал всяческие замечания. Терье был в отчаянии, что его грандиозному замыслу грозит провал, пока Эмиль не обратил внимание на особо нахального комментатора, который совсем недавно перестал носить статус его ученика. Одним кивком головы он указал Левитту сменить очередного кандидата, и парень все ещё посмеиваясь вышел на арену, справедливо ожидая, что сейчас ему тоже достанется порция насмешек.
Только тогда Левитт заметил, что Флёр внезапно стала ниже его ростом и смотрела на него снизу вверх, как он смотрел на неё раньше.
Терье подал знак, чтобы они лезли наверх, и им пришлось подчиниться. Завершающим трюком номера должен был стать канат корде-парель, на котором они оба раскручивались вниз в головокружительной скоростью, замирая всего в метре над землей, при этом Левиту необходимо было удержать девушку на одной вытянутой руке, безо всякой страховки.
Раньше ему никогда не доводилось быть опорой для кого-то в номерах на высоте, и сейчас он был здорово благодарен Эмилю, который заставлял его часами висеть на руках на ветке дерева, не разжимая пальцев, чтобы натренировать мышцы. Все вышло хорошо, он не уронил Флёр, как опасался, и никаких насмешек не последовало. Циркачи одобрительно засвистели, Терье облегченно откинулся на спинку кресла, а Эмиль смотрел на них долго и странно, как будто и не ожидал, что его выбор артиста будет удачным.
С тех пор им с Флёр пришлось проводить много времени вместе, репетируя новый номер и отбрехиваясь от учеников Эмиля, дразнящих их бородатой цирковой шуткой: «Репетируют – бездарности, гримируются – уроды». Флёр как будто изменилась – непонятно куда делась та надоедливая заноза, которая только и делала, что ябедничала и отпускала обидные шутки на счет Левитта. Вместо неё с ним на канате плясала смешливая миловидная девчушка, понимающая его с полуслова, смышленая, ловкая и острая на язык. Номер у них получался сам собой, как будто они всю жизнь только и ждали, когда им дадут возможность его исполнить.
Левитт стал часто защищать девушку от пошлых шуток напарников, спорил с господином Терье, чтобы тот заканчивал репетицию, когда та уставала, и восхищенно смотрел на неё, когда она, оставаясь с ним наедине на манеже, прыгала с трапеции на трапецию с криками «Лови меня, смерть!», нарушая все негласные табу цирковых ритуалов.

***

Левитт чистил скребком белоснежную шкуру Жюли, в то время как Жизель ласково пихала его в спину и пощипывала губами шею. В вечернем сумраке звуки разносились далеко, и он хорошо слышал, как возле фургонов о чем-то ругаются Эмиль и Флёр. По отдельно долетающим до него словам сути спора он уловить не мог, однако было ясно, что размолвка у них серьёзная, будто они не поделили что-то важное. Хотя Левитт не мог вспомнить ничего, что могло связывать этих двоих. Кроме разве что той подсмотренной сцены в фургоне, при мыслях о которой Левитт чувствовал, как у него горит лицо.
Вскоре спор прекратился, и над лагерем повисла тишина, наполненная стрекотом сверчков. Парень щедро насыпал овса близняшкам – на кормежку первых красавиц цирка никогда не скупились – и пошел к выходу из загона. Там стояла Флёр, закутанная в цветастый платок.
-С лошадьми интереснее, чем с людьми?- спросила она, судя по тону, совершенно без злого умысла.
-С некоторыми лошадьми, и некоторыми людьми,- так же миролюбиво отозвался Левитт.
-Тебе, наверное, никто, кроме Сэма, здесь не нравился?- предположила она, подстраиваясь под его шаг и направляясь вместе с ним к фургону, который после смерти старика занимал только он, и из-за наличия свободного места он ещё использовался как склад для реквизита.
-Ну, почему же…- вяло возразил парень.
-Все удивляются, что ты не участвуешь в пирушках, хотя ты уже достаточно взрослый.
-Наверное, не такой взрослый как ты,- довольно ехидно заметил Левитт.
-Ты знаешь, почему женщины ходят к Эмилю?
У Левитта на языке завертелся довольно сальный ответ, но он смолчал.
-Чтобы избавляться от детей. У него ядовитое семя, убивающее жизнь во чреве. Не замечал, как он иногда молодеет ни с того, ни с сего? Он высасывает жизнь из не родившегося плода.
-Ну, да. А я ночью хожу по небу и ворую звезды.
-Ты сам прекрасно знаешь все о здешних историях. И знаешь отчего умер Джонас. И умрешь сам, если понадобишься… Ты живешь в цирке, Левитт, и здесь ничего не бывает так, как там. Никто не уходит отсюда, потому что каждый из нас принадлежит совершенно иному миру, где все правда. Ты можешь знать, что голубь не исчезает из клетки, а прихлопывается насмерть механической решеткой. Но если голубь действительно не будет исчезать иногда, никто не поверит в цирк.
-И отчего умер Джонас?
-Это не проговорить словами. Все знают об этом, но никто не может сказать.
-А сколько лет Эмилю?
-Может шестьдесят, а может и все сто шестьдесят. Что-то из этого – определенно правда.
Они остановились у фургона Левитта.
-Ты ведь позовешь меня к себе рано или поздно?- спросила Флёр, глядя ему в глаза.
-Что? В смысле? Тебе у себя места мало?
-Дурачок. Все знают, что так будет, с самого начала все было понятно,- она встала на цыпочки, поцеловала в губы и ушла, оставив его на съедение комарам и удивленным мыслям.

***

Дальше жизнь Левитта покатилась со скоростью, с которой они с Флёр разматывались на веревке в финале номера, который действительно стал пользоваться большим успехом у публики. Их рисовали на афишах и на сувенирах, которые из-под полы продавали перед представлениями униформисты.
Как и говорила девушка, совсем скоро Левитт предложил своей партнерше переехать к нему в фургон, и цирковая труппа тут же всякими шутками и прибаутками поженила двух юных эквилибристов. Когда раньше Левитт думал о Флёр, ему казалось, что он в жизни не сможет прикоснуться к ней, потому что видел её тогда с Эмилем – она казалась ему грязной, заразной и неприятной, но стоило им впервые обняться и поцеловать друг друга, как все эти впечатления рассеялись и показались глупыми. Все, что было раньше, перестало быть важным, и Левитт боялся признать себя счастливым, хоть и ощущал это каждое мгновение.
Временами ему казалось, что Флёр просто прячется у него от чего-то, надеясь будто он сможет защитить её. Что она притворяется, потому что ей кажется, будто самое безопасное место в цирке - рядом с ним, и она готова пойти на все, лишь бы так все оставалось.
Эмиль ходил вокруг них кругами. Он никогда не испытывал особой любви к своему ученику, но сейчас он, казалось, был готов отдать многое, лишь бы тот разбился тогда вместо Джонаса. Левитт не мог понять, зачем ему так сдалась Флёр, не веря ни единой минуты, будто это какой-то вид извращенной любви. Однако девушку тот преследовал, и мотив преследования оставался для Левитта тайной, потому что она ничего больше не говорила об Эмиле с того памятного вечера, когда они шли вместе от загона.
А потом, во время очередной тренировки, упал с проволоки один из мальчишек-учеников – тот, что был постарше. Эмиль как будто на время успокоился и присмирел после этого происшествия – он снова занимался обычными делами, не трогал Флёр и не замечал Левитта.
Когда было точно установлено, что причиной смерти мальчика стала случайность, Левитт зашивал тело умершего в мешок вместе с Дорой, и взгляд его то и дело останавливался на седой пряди на виске мертвеца.
Ночью он не мог уснуть и думал о том, что никто не уходит из цирка, потому что все остаются лежать в мешках вот так после репетиций и представлений. Ему впервые показалось странным то, что он никогда не боялся высоты.

***
Спустя несколько месяцев произошел несчастный случай прямо во время выступления. Оставшийся ученик Эмиля плохо разровнял грунт перед представлением, и Жюли сломала ногу, едва не травмировав при падении Камиллу. Ловкой игрой с осветителями и усилиями клоунов, труппе удалось отвлечь зрителей от сцены, где лошадь утаскивали с манежа.
Это была катастрофа – пострадал лучший номер с наездниками, и была утрачена отлично обученная цирковая лошадь, господин Терье рвал и метал, а дрессировщик без всяких церемоний пристрелил отчаянно кричащее животное. У Левитта от этого зрелища полжизни промелькнуло перед глазами. Все воспоминания, когда он в солнечные полдни кормил близняшек корками арбузов, разлетелись вдребезги вместе с осколками кости и каплями крови от этого выстрела.
Несчастья на этом не закончились. Жизель, потерявшая подругу, с которой была неразлучна с самого рождения, затосковала. Она почти ничего не ела и совершенно не реагировала на понукания дрессировщика. Левитт полагал, что ей нужно дать время смириться с потерей и привыкнуть в обществу других лошадей, но его мнение тут имелось в виду не более, чем мнение Жизель, поэтому укротитель лошадей действовал своими методами: не давай ей пить, нещадно бил и прижигал. Чем дольше это продолжалось, тем больше становилось ясно, что Жизель так или иначе пойдет в расход – некогда прекрасная лоснящаяся шкура была покрыта рубцами и шрамами, и выпустить такую лошадь на арену можно было только после долгой покраски, которой никто здесь явно не собирался заморачиваться.
Однажды, наблюдая за тем, как дрессировщик в очередной раз остервенело хлещет Жизель, Левитт не выдержал и собирался просто влезть в драку, если понадобится, но его задержал Эмиль, схватив за рукав.
-Если он в таком состоянии хлестнет тебя по лицу - то на тебя даже Флёр твоя не взглянет,- прошипел ему на ухо учитель.
-Тебе-то что?- неприязненно отозвался парень, вырывая руку.
-Есть работенка для тебя, Терье расскажет тебе, в чем она заключается. Но ты для неё должен быть в товарном виде. А лошади все равно конец, считай, что и нет её вовсе. Тот, кто непригоден для манежа, здесь не остается.
Левитт оглянулся вокруг – на них смотрели украдкой другие циркачи, занимающиеся своими делами, Дора и взволнованная Флёр, чистящие картошку, даже Принц Лилипутии, который стоял в темном углу с окровавленным ртом и, кажется, ел крысу. Последний так ошеломил Левитта тем, что якобы подтвердил, будто все здешние легенды, даже придуманные наспех, становятся правдой, что парень просто оцепенел. И по-новому посмотрел на Эмиля, возраст которого не знал никто в цирке. У которого фактически ни один ученик не дожил до выступлений перед публикой. В чей фургон ходили под покровом ночи согрешившие женщины…
Эмиль смотрел на него, как кот на мышь, которой никуда от него не денется. Он зачем-то поднял руку и пропустил между пальцев нестриженную вьющуюся прядь его волос. Левитт отпрянул и чуть ли не бегом отправился к себе, чувствуя спиной давление десятков взглядов.
Ночью он выбрался за ограду лагеря и отправился в город. Там он влез в форточку одной из аптек и стянул оттуда коробку стрихнина, которым очень давно, ещё, казалось, в прошлой жизни отравился один из его братьев, и вернувшись, пробрался прямо к загонам с лошадьми.
Жизель по-прежнему охотно ела с его рук все, что он ей давал, и скатанный хлебный ком с порошком внутри она тоже приняла с благодарностью. Он целовал её в рассеченный лоб, гладил гноящиеся глаза и просил прощения.
Утром её обнаружили околевшей, и никто ни словом, ни мыслью не приписал эту смерть к Левитту.
Обдумать и переварить содеянное парень не смог. Флёр как будто бы плакала всю ночь, а утром во время их общего завтрака долго говорила о том, что рано или поздно Левитт станет таким же, как Сэм. Что многие будут уважать его, ходить к нему за советом, потому что он хороший и слабые бегут к нему, надеясь, что он их защитит. Но при этом никто не защитит его самого. А затем она долго молчала и объявила, что уходит. На все вопросы она говорила что-то путанное о том, что она недостаточно хороша для него, что всем так будет лучше. Левитт совершенно не понимал, что происходит, и предложил ей просто уехать отсюда, уйти из цирка и жить, как нормальные люди, поселиться в хорошем городе, работать в месте, где никто не из них не будет рисковать свернуть шею на следующем шагу. Флёр снова расплакалась, сказала, что никогда не уйдет из труппы, что это невозможно, и покинула его, как Левитт ни пытался её удержать.

***

Они катили в город, где цирк Терье планировал сорвать большой куш. Там отмечали очередную годовщину закончившейся войны и под общее праздничное настроение горожан цирк намеревался собрать как можно больше денег. Поспособствовать этому намерению должна была промо-акция «Небесное хождение», во время которой один из эквилибристов пересекал самую большую площадь города по канату, натянутому между зданиями ратуши и университета.
Господин Терье вызвал Левитта к себе, как обещал Эмиль, и заявил, что выступать на промо-акции придется ему. Когда-то давно сам Эмиль не раз совершал подобное в разных городах Европы, чем нажил себе довольно большую известность, и владелец цирка по-отечески обещал Левитту славу едва ли не большую, если тот возьмется за выполнение подобных работ. Уговаривал он его недолго, потому что после смерти Жизель и расставания с Флёр тот был немного апатичен ко всему происходящему.
Ему было плевать. Даже в том свете, что в день, когда ушла Флёр, он обнаружил в волосах седую прядь.
На цирковых посиделках он играл в гляделки с Эмилем и бывшей девушкой, и думал – срабатывает ли цирковое волшебство, если в него не верить.
Он пробовал поговорить с Флёр несколько раз, но та ничего не желала слушать, только несколько раз намекала, что лучше ему отказаться от выступления на площади, потому что никто не знает, чем оно закончится. На ужинах она садилась с Эмилем, позволяла ему приобнять себя, а старый эквилибрист знай цвел себе и смеялся, с насмешливым воодушевление говоря о предстоящем номере в праздничном городе.
Левитт решил, что Флёр считает, будто не способна жить нормальной жизнью. Она родилась здесь и впитала цирк с молоком матери, поэтому ни о какой обычной жизни рядом с ним для неё не могло быть и речи.
В день выступления он тщательно готовился к выходу – причесался и вымылся, оделся во все чистое, повязал синий галстук, который подарила ему Флёр на праздник, когда все обменивались подарками. Долго рассматривал в зеркале седую прядь, а потом отстриг её ножницами и сжег на свечке.
Он не слышал подбадриваний Терье и Эмиля, когда ехал в повозке, зажатый между ними двоими. Не слышал и криков толпы, пока снимал рубашку, разувался и вставал на парапет босиком, держа балансир наперевес.
Глядя в бездну, пересеченную разноцветными зубьями праздничных флажков, он подумал, что никогда не боялся высоты, потому что за него всегда боялись те, что стояли внизу. И никто из них не знал его имени.
Делая первый шаг, он выпрямил спину, как учил его Эмиль, и пошел по канату, как по дороге, точно зная, что не упадет. Что он каким-то образом спасется. Может быть, подействует сожженная прядь волос, может, помогут души умерших Жюли и Жизель, может, его защитит Флёр, которая собралась беременеть сколько надо, чтобы давать жить этому цирковому дьяволу…
Толпа счастливо взревела, когда он ступил на крышу университета и, развернувшись, вскинул свободную от балансиру руку в комплименте. Чьи-то пальцы впились ему в плечо, развернули к себе, и Левитт столкнулся лицом к лицу с разъяренным Эмилем.
-Так вот кому он отдал последний рисунок!- взревел он не своим голосом.- Ты думаешь, это спасет тебя, щенок?! Думаешь, высота тебя не достанет?! Да я тебя сам своими руками закопаю, слышишь меня?!
Терье и цирковой силач оттащили беснующегося эквилибриста, а Левитт недоуменно хлопал глазами и потирал шею. Он совершенно забыл о том, как умирающий Сэм всю ночь рисовал у него на спине компас, саднящий каждый раз, когда ему приходилось выступать на леске.
В ту ночь он от души напился вместе с труппой, тем более, что Эмиль с ними ничего не праздновал – он ушел пить в городской бар. Но на завершение ночи Левитт так и не остался, хотя Флёр стреляла ему глазами. Он ушел к себе, даже на пьяную голову отметив для себя, что она там осталась, а он нет.
У него было много вещей, которые он мог считать своими. Но цирк заставил его понять, что совершенно бессмысленно привязываться к чему бы то ни было. Все равно, каким бы хорошим и ценным ты ни был, тебя оставят в мешке посреди мусора. И тебе очень повезет, если найдется хоть кто-нибудь, кто пожелает откопать для тебя могилу.
Ценность представляли только деньги – их он и собирал, отыскивая по разным тайникам, рассованным по фургону. На соседней телеге болтал ногами Нильс, или Ганс, или ещё кто-то там – имена учеников Эмиля казались Левитту чем-то настолько несущественным, что запоминать их не было абсолютно никакого смысла.
-Красивый у тебя галстук,- сказал мальчик, вгрызаясь зубами в яблоко и наблюдая за метаниями Левитта, слегка нескоординированными по причине обильной выпивки.
-Серьёзно?- рассмеялся парень.- Хочешь, подарю?
-Хочу.
Левитт подарил ему и галстук, и типографскую бумагу, и клоунскую шляпу, и все что тот захотел. Так же он дал ему «волшебный порошок» с затертой надписью на коробке, который можно было подсыпать Эмилю в еду, чтобы тот уснул вместо того, чтобы гонять своего ученика по трапециям. Левитт строго-настрого наказал никому этот порошок не показывать и молчать о нем, иначе тот потеряет свою магическую силу.
Уходя из цирка навсегда, Левитт был особенно доволен последней байкой, рассказанной им Нильсу.

***

Несколько месяцев спустя, ожидая в одном пабе встречи с не последним человеком в мире карманников, он от скуки просматривал газету и наткнулся на некролог с фотографией.
Там сообщалось о том, что во время выступления в одном из соседних городов разбилась восходящая звезда цирка Флёр Папиллон, девушка девятнадцати лет от роду. Скорбь по поводу этой трагедии выразили владелец цирка Янис Терье, и его помощник Эмиль Люви. Впечатленные произошедшим горожане предоставили девушке место на городском кладбище. Так же в статье сообщалось о том, что погибшая была беременна.
Левитт довольно долго не мог прийти в себя после такого известия. В реальном мире, в котором он обитал сейчас, это означало бы только то, что Флёр благополучно залетела на одном из цирковых празднований, и в какой-то момент ей просто не повезло.
Но в мире, из которого он ушел, это означало, что она ни разу не спала с Эмилем, с тех пор, как они расстались, что она не дала ему убить этого ребенка, и в итоге погибла сама. Под некрологом имелось мутное посмертное фото, но в светлых волосах Флёр невозможно было рассмотреть, есть там седина или нет. Вполне возможно, что под сердцем у неё был его ребенок.
Некролог он аккуратно вырвал и вложил в страницы новых, свежеотпечатанных документов.
Левитту было всего семнадцать, и он с трудом воображал себя отцом, и он совершенно не желал быть частью мира, где обитает бессмертное чудовище, забирающее годы у невинных детей, которое так и не смог отравить стрихнином глупый, маленький Нильс, давно гниющий в мешке посреди бурьяна.
Но сколько бы лет не разделяло Левитта от дня, когда он пересек площадь с мозаикой трепещущих на ветру флажков, цвета компаса на его спине не потускнели ни капли, а линии были такими же четкими, как и в день, когда их нанесли.

@темы: цирк, мая творчасць, левитт

---

22.04.2016 в 13:13

Пишет  Хозяин торжества:

Друзья!
Я, наконец, завел паблик вконтакте, посвященный нашей игре. Там возможны любые обсуждения, будет выкладывать инфа, аудиозаписи, видео и, конечно, тонны нашего фанарта.
Вступайте, комментируйте, будьте счастливы.
vk.com/wicked_circus
И помните, все плохие дети будут наказаны.

---

Controlling my feelings for too long

мне не хватало этих диалогов))

море фигни

@темы: хрень, житие мое

---

посмотрите на своего мужчину. теперь на мои усы. Да. я на козе!

флешмоб "10 фактов об ОС"

остальные трое

и куча всякой фигни

заказывала наших персов у  Mamoru Chiba



а вот теперь и правда всякая фигня
слешик





сюжет, попизженный у Фобс






бонус трекс

@темы: фанарт, fallen london, levitte, m-r smile

---

отвлеки смайла блестяшками. или купи ему робота пылесоса, тоже сработает

Еще парочка драбблов

Автор: Пецарь
Название: Операция
Персонажи: Д-р Бамбл Би

- Спасибо, доктор, - прошелестела гроб-колонистка из-под серых бинтов. В уголках желтых глаз, живых и ясных, собрались мелкие морщинки – пациентка улыбнулась своему врачу.
- Это мой долг, мисс Ямин, - Барни закончил втирать мазь в левую руку и накрепко забинтовал ее снова, - Волшебного эффекта не обещаю, но процесс разложения это остановит. На какое-то время.
- Это большее, на что я могу надеяться, - колонистка встала, оправила черное платье и достала из сумки несколько эхо, - Не принижайте свои достоинства, доктор Би. Немногие будут возиться с нами.
- Спасибо, - Барни аккуратно свернул деньги и сложил их в нагрудный карман, - Следующий сеанс массажа и обработки – через десять дней.
- Как обычно. Хорошего вам дня, доктор, - мисс Ямин присела в легком книксене и закрыла за собой дверь медицинского кабинета, снятого в недорогом квартале Флита.
- Можешь выходить, она ушла, - Барни сполоснул руки под краном и тщательно вытер их видавшим виды полотенцем. Здоровенный обритый тип, покрытый морскими татуировками, как оспой, вышел из-за ширмы.
- Ну, я думал, ты с ней никогда не кончишь, док. И охота тебе с ними возиться, - сказал моряк, с размаху садясь на железный операционный стол. Резкое движение, по-видимому, стоило ему немалых усилий – пациент поморщился и схватился за бок, - Забинтуй меня скорей, парень.
- Обычно я не принимаю таких, как ты, - Барни открыл ящик стола и начал аккуратными движениями перебирать завернутые в вощеную бумагу инструменты.
- Да брось, док. Этот лохматый сказал мне, что ты режешь, как бог, и лишних вопросов не задаешь.
- Ле… Смит? – Барни посмотрел на блеск лезвия скальпеля и отложил его в сторону, - Вечно он посылает ко мне всяких проходимцев. Но да, я режу. Воришек, щипачей, неудачливых недди и прочую мелкую шушеру.
- Не шей мне ничего, - хмыкнул бугай, - Я честным делом занимаюсь. Я вышибала.
- Конечно, - Барни аккуратно потянул его за плечи, укладывая на стол, и положил на рот тряпку с эфиром, - Считай до десяти, Томас. Я продезинфицирую инструмент и руки.
Моряк послушно закрыл глаза и начал громко отсчитывать на немецком. Тьма спустилась на него медленно и мягко обволокла со всех сторон.
Когда Томас открыл глаза, в комнате горело с десяток лисьих свечей. Кожаные ремни крепко прижимали его обнаженное тело к жесткой поверхности стола.
- Как… как все прошло? – сглатывая сухой корм, прошептал он.
- О, я еще даже не начинал, - доктор Бамбл Би, одетый в черный передник и с остроносой маской, сдвинутой на лоб, подошел к столу и по очереди проверил крепления ремней.
- Что? Почему? – Томас пожевал сухими губами, - Дай попить, док.
- Конечно, - Барни набрал из умывальника воды в железную кружку и, придерживая голову моряка, влил в его глотку воду, - Жидкость – это сила, а тебе понадобится много сил.
- Не догоняю, парень.
Барни вздохнул и отошел к столу.
- Томас «Немец» Сатур, он же Крис Дестар, - сказал доктор, разворачивая шелковый платок с двумя ножами, отливающими фиолетовым в зеленом свете свечей, - Убийца и насильник. Восемь вооруженных нападений. Десять ограблений, из них два – сиротского приюта господина Смайла. Охрана там, конечно, оставляет желать лучшего, как и мотивация владельца, но у детишек грабить… Выше моих толерантных представлений о позволительном.
- Гонишь, док, - прохрипел Томас, - Я вышибала, говорю же тебе.
- Я тут недавно получил новые инструменты, - капля крови выступила на пальце доктора - Барни проверил на остроту лезвие одного из ножей, - Говорят, они из Политирима. Знаешь, что это означает?
- Док, а ну развяжи меня. Моим друзьям это не понравится. А тебе не понравится то, что они с тобой сделают, - зарычал Томас, елозя на столе.
- А я знаю, я же не дурак, все-таки, имею образование, - Барни слизал кровь с порезанного пальца, не обращая никакого внимания на угрозы пациента, - Ты знаешь, почему над Джеком Улыбок так потешаются? Потому что эти ребята, - доктор взвесил на руке нож, примеряясь к его весу, - Попадают в руки дилетантов. Конечно, их жертвы оживают через полчаса, мы же живем в чертовом Лондоне.
- Док, постой…
Бамбл Би натянул на руки перчатки, взял один из ножей как скальпель, подошел к столу и заткнул Томасу-Крису рот платком.
- Но, ты знаешь, при должном умении и правильных разрезах можно оставить в мертвых кого угодно, - сказал он, надвигая маску на белозубую улыбку - Не бойся. За анестезию ты платить не будешь.
Крепкие ставни и толстые стены поглотили сдавленный крик. Белая кошка, ночующая на соседней крыше, подняла ухо, но кто знает, что она услышала.



Автор: Bastet Seimoore
Название: Ночь в Нью-Гейте
Персонажи: м-р Смайл, Левитт

-Ты все-таки приехал! Я так рад тебя видеть!
-Еще бы.
Мистер Смайл окинул Левитта скучающим и слегка брезгливым взглядом. Того усадили на стул перед ним, не потрудившись развязать руки. Свежая ссадина в углу рта свидетельствовала о том, что констеблям могло показаться, будто тот оказывал сопротивление при аресте. Зная Левитта, Смайл смело мог предполагать, что вор не способен на что-либо подобное, однако блюстители порядка никогда не считали необходимым церемониться с преступниками.
-Я приехал исключительно потому что знал, что рано или поздно такое случится. Хотел убедиться собственными глазами.
-Джейкоб, пожалуйста, ты же не бросишь меня здесь?- жалобный и умоляющий вид удавался Левитту довольно неплохо, Смайл даже не стал одергивать его за обращение по имени и подумал, что был бы не против понаблюдать этот спектакль еще какое-то время.- Кроме тебя, у меня никого нет…
-Никого, владеющего деньгами, чтобы откупить тебя от решетки, ты хотел сказать?
-Вряд ли я обойдусь дорого,- не стал скрывать истинного положения вещей юноша, поерзав на стуле.- Меня и загребли только из-за этого сукиного сына, Флетчера. Он попался на мелочи и теперь пытается распихать все свои делишки на знакомых. Я уже рассказал им про него все, что знал. Мне пообещали, что за сотрудничество и отсутствие доказательств вины меня отпустят уже через дней десять и так…
-Если у тебя все так прекрасно и радужно, то какого дьявола ты шлешь мне свои чертовы записки и просишь о помощи?- пальцы Смайла в раздражении сжались на трости. – Я между прочим должен сейчас присутствовать на премьере новой пьесы, а вместо этого торчу в этой грязи с отребьем вроде тебя.
На лицо Левитта вернулось страдальческое выражение:
-Если ты не заберешь меня сейчас, то завтра меня переведут в основной тюремный сектор. Здесь у меня была одиночная камера, а там… - юноша придвинулся вместе со стулом и заговорил тише, беспокойно оглядываясь на охранника, маячащего в коридоре.- Там, в Нью-Гейте сейчас что-то происходит. Какая-то хренова жуть. Кто-то убивает ночью заключенных.
-Это тюрьма, мой мальчик, здесь всегда кого-то убивают,- равнодушно пожал плечами мужчина, впрочем, в нем шевельнулось любопытство.
- Да нет же, это не драки в столовой или во дворе! – горячо возразил Левитт.-Они умирают прямо в закрытых камерах. Причем их не просто убивают – тела находят растерзанными, выпотрошенными, разодранными. Как будто стая диких волков побывала в гостях и при этом не забыла запереть за собой решетку. Смайл, они говорят, что кто-то погибает вот так каждую ночь. Причем чаще всего мертвыми находят новеньких. Прошу тебя, не оставляй меня здесь, умоляю. Я что хочешь для тебя сделаю…
Смайл побарабанил пальцами по собственной руке, задумчиво закусил губу, а после вынес вердикт:
-Хорошо.
-Хорошо?- обрадованно подался вперед Левитт.
-Да, тебе удалось меня заинтересовать. Я вызволю тебя из этой помойки. Но послезавтра.
-Что?
-Да-да. Ты проведешь там ночь, разузнаешь побольше об этой истории, убедишься сам, что общее помешательство - это правда, а не выдумки местных деревенщин, и послезавтра расскажешь мне обо всем за ужином. Я буду с нетерпением ждать этого вечера. Закажу у кухарки что-нибудь особенное для нас с тобой…
-Погоди, ты хочешь, чтобы я тут остался? Ты меня не слышал что ли? Оно же может убить меня!
-Не поспишь одну ночь. Будешь начеку. Заточкой вооружись. Ты ведь у нас везучий парень.
-Смайл, ну, пожалуйста. Я и так соберу для тебя информацию, если хочешь. Опрошу стражу, назначу встречу кому-нибудь из заключенных…
-Исключено. Хочу все из первых рук.
-Но… Но, Смайл. Тут прогулочный двор называют Полем Самоубийц! На нем всем заправляет какой-то Бен Мясник. Ты хоть понимаешь, что тут новеньким грозит?
-Когда ты такой беспомощный нытик, то разумеется тебе все что угодно грозит,- цокнул языком импресарио и, тем не менее, снял перчатку и принялся шарить по карманам.- Как ты говоришь его зовут? Бен Мясник? Надо же, и как только он умудрился попасться?...
-Ты его знаешь?- Левитт вытянул шею, пытаясь рассмотреть, что там вытаскивается и засовывается обратно в карманы.
-Тебе повезло,- проигнорировал его вопрос мужчина, извлекая на свет незамысловатую подвеску на цепочке в виде головы арлекина.- Наклонись.
-Что это?- Левитт позволил затолкать себе эту штуку за шиворот рубашки.
-Кое-что для моих посыльных. Обычно означает, что я хочу, чтобы мой человек вернулся.
-А что я должен передать?
-Ничего, глупый. Просто покажешь ему. Может, повезет.
-Может?
-Это лучше, чем ничего, согласись. А теперь, извини меня, дорогой, вынужден откланяться,- Смайл поднялся со своего места, снимая неизменный цилиндр со стола. – Возможно, я даже успею на второй акт. Однако поверь,- он наклонился и тронул рукой подбородок юноши,- твоего общества послезавтра я буду ждать с гораздо большим предвкушением.
Выпрямившись и надев цилиндр, Смайл позвал охранника:
-Мы закончили, любезнейший! И, будьте добры,- сказал он, когда тот вошел и рывком заставил Левитта подняться,- не наставьте на нем новых синяков до воскресенья, я его заберу.
***
Левитту уже доводилось торчать за решеткой какое-то время. Но тогда ему посчастливилось не попасть в основной корпус. Волка вовремя внесла залог, несколько превышающий сумму, необходимую для временного освобождения до суда - и после Левитт благополучно растворился на улицах Спайта. Пока вновь не очутился здесь по милости этого ублюдка Флетчера. Сдать его подельников, торговые каналы и поставщиков было едва ли не удовольствием - особенно после того, как констебли несколько раз врезали ему для более искреннего желания сотрудничать.
Но теперь, благодаря чертовому Смайлу, Левитт с тоской и нарастающей тревогой наблюдал за тем, как уменьшаются лабиринты лондонских улиц, по мере того, как деревянная площадка на скрипящих веревках поднимала его вместе с несколькими охранниками и такими же преступниками в тюрьму Нью-Гейт, расположенную под самым потолком гигантской пещеры, в которой все они теперь были вынуждены жить.
Вырезанная в толще исполинского сталактита, тюрьма имела множество ярусов и опоясывалась ожерельями винтовых лестниц. Смерть от падения вниз была здесь обычным делом. Так же как и смерть от полученных во время прогулок увечий или прочих несчастных случаев.
Внизу Левитту везло с сокамерниками – те либо были зелеными мальчишками, попавшимися на воровстве кошелька на рынке, либо все еще ощущавшими свободу парнями, которых можно было расположить к себе всего лишь парочкой шуток и забавных историй. Здесь же, за решетками, обитали совсем другие люди и ксеносы - озлобленные, отупевшие от однообразия и ожесточившиеся до состояния зверей. Левитт никогда не был в числе тех, кто способен в полной мере постоять за себя, поэтому грядущих суток в Нью-Гейте он ожидал, едва ли не теряя сознание от ужаса. Тем более, ко всему дерьму примешивалась еще и эта мутная история со смертями в камерах – и дернул же черт его за язык рассказать об этом Смайлу. Тот бы, может, поворчал, поартачился и все-таки вызволил его к ночи, а теперь…
Их выстроили в шеренгу – семь человек, и каждый подавлен осознанием того, что следующие несколько дней определят их положение и дальнейшую жизнь на ближайшие годы.
-Свежее мясо!- кровожадно заорали камеры, и к решеткам в коридорах прижались жуткие, изуродованные многолетним пленом лица. – Мясо на скотобойне!
В цепочку новичков полетел всякий мусор – Левитт получил тычок от охранника, когда затормозил, чтобы пропустить летящий яблочный огрызок. Вокруг падали крысиные косточки, комки газетной бумаги, плевки и камешки, и когда охранники принялись отстегивать его, чтобы запихнуть в камеру, он почти испытал облегчение. С рук сняли веревки, и когда сзади захлопнулась тяжелая дверь, Левитт потер запястья и торопливо осмотрел своего соседа.
Тот поднялся с нар, отбрасывая в сторону одеяло, и сел, так же изучая новенького.
-Левитт,- представился юноша, подходя к нему и протягивая ладонь для рукопожатия.
Его сокамерник без возражений пожал руку, взмахнув лицевыми щупальцами, и что-то пробулькал. Это был довольно крупный резиновый человек с крепкими руками и осьминожьей головой. Щупальца на его лице разметались по плечам и груди, как роскошная борода – только при этом она шевелилась и выглядела способной придушить человека без помощи пальцев.
-Прости, приятель, я не знаю вашего языка,- с искренней досадой сказал Левитт – договариваться о чем-либо с ксениями он до сих пор побаивался, потому что в их случае всегда могли всплыть какие-нибудь традиции или обстоятельства, затрудняющие общение.
- В камере больше никто не сидит, я могу занимать эти нары?- спросил он, указывая на полку напротив него и отмечая, что спальных мест тут хватит на четверых.
Ксенос снова что-то бормотнул и недвусмысленно похлопал по одеялу рядом с собой. Левитт, опасавшийся именно этого, с содроганием вспомнил, как в одном из медовых притонов однажды очнулся на диване в обнимку с одним из этих, резиновых. Он тогда не сразу понял, что происходит – ощущая себя так, будто голова его накрыта одеялом из змей, а во рту ворочается что-то похожее на скользкого червя, пахнущего рыбой. Он тогда выблевал весь употребленный тюремный мед в кадку с декоративными грибами, и с тех пор с удивлением воспринимал то, что многие лондонцы спокойно и не без удовольствия спят с такими вот.
-Слушай, дружище, давай договоримся,- сказал он, присаживаясь на лежанку напротив.- Я протеже очень влиятельного человека. Послезавтра я уже выйду из этой чертовой тюрьмы с помощью моего мецената, и эти два дня… ты можешь использовать с гораздо большей выгодой. Побудь моим телохранителем на это время, и я передам тебе из наружного мира все, что ты пожелаешь. Договорились?
Ксенос огладил зелеными пальцами движущуюся поросль на своем лице, тараща в разные стороны желтые немигающие глаза-блюдца, и кивнул. Он сделал несколько пассов в воздухе, и Левитт, немного знакомый с языком жестов, с облегчением понял, что тот просит тюремный мед.
-Две склянки,- предложил он, и резиновый человек снова пожал ему руку, соглашаясь на сделку. После, впрочем, он достал из-под подушки потрепанную записную книжку и карандаш. Быстро начеркав там что-то, он показал написанное Левитту.
«Но решение Бена Мясника на твой счет на Поле Самоубийц я оспаривать не стану.»
-С ним я сам разберусь,- отмахнулся Левитт с беспечностью, которую совсем не ощущал.
«Ты, похоже, смельчак.»
-Вовсе нет,- вор не стал брать на себя слишком много.
«М-р Сайкс. Мое имя.»
-Что ж, рад встрече, мистер Сайкс.
«Но если послезавтра ты не выйдешь – пеняй на себя.»
Левитт кивнул, заверив себя, что главное – оставаться спокойным, а там будь, что будет.
***
Поначалу все шло неплохо. Левитт перетерпел первый час в камере, рассказывая о том, за что сел, кто он такой и что происходит во внешнем мире. После им принесли обед, и юноша попытался уточнить, не перепутали ли они чего – ему досталась еще одна плошка с откровенной сырой, и, кажется, подпорченной рыбой,- на что он получил ответ «Заткнись и жри!». Вор без раздумий отдал свою порцию сокамернику, обращаясь к богам с мольбой, чтобы тут все-таки была нормальная человеческая еда.
До вечера Левитт успел опросить Сайкса и парней из соседних камер насчет ночных происшествий. Те заверили его, что тюрьма имеет дело с каким-то вездесущим мстительным призраком. Который проходит сквозь стены и не оставляет никаких следов, свидетельствующих об его присутствии – никаких отпечатков лап или рук. Впрочем, на телах всегда имелись следы острых зубов. Была еще версия о том, что это какой-то спятивший охранник, или может быть сам Джек Улыбок, однако в это почти никто не верил. Системы у его посещений, похоже, не было никакой – мог пострадать как новенький, так и старожил. Самым жутким во всем этом было то, что никто никогда не слышал криков – людей просто находили мертвыми поутру. Как бы неприятно не было Левитту разговаривать обо всем этом дерьме, он понимал, что таких сведений мало – и для Смайла, и для того, чтобы знать, как защититься от всего этого, когда в Нью-Гейте объявят отбой.
Вечером их повели на прогулку на Поле Самоубийц. Каменная площадка, расположенная в центре сталактита, имела что-то вроде балкона для зрителей. По тому, как безразлично повернулась спинами к дверям стража, и как на балконе образовались кучки охранников, лениво попивающих грибное вино из фляжек, Левитт понял, что все, происходящее на этом пятачке, служит развлечением для караула. А значит, во время прогулки в этом месте царит единственный закон – Бен Мясник, и никто не станет вмешиваться во все его дела и препятствовать.
Едва двери заперлись за стражей, заключенные тут же образовали зрительский круг, в который выпихнули семерых новичков. Бен Мясник, со своей свитой расположился на естественном природном уступе, позволяющем немного возвышаться над толпой. Это был лысый бородач, испещренный татуировками, и вполне себе смахивающий на человека, имеющего дело с мясом очень часто. И свита его была подобрана ему под стать - даже унылого вида парень, который по словам заключенного из соседней камеры, был нынешней «фавориткой» Мясника, имел такие бицепсы, что наверняка мог гнуть подковы одной рукой.
-Так, так. Лавочка открыта, и у нас новый привоз!- объявил Мясник, начиная представление почти сразу же после закрытия дверей. На прогулку отводился час, и для иерархического порядка среди заключенных надо было успеть разобраться до конца истечения срока со всеми семерыми.
Первым он пригласил к подножию своего «трона» совсем молоденького паренька, севшего за подделку министерских документов. Тот имел вид весьма потрепанный – наверняка много времени провел на всяких дознаниях. Любезно познакомившись с ним и родом его деятельности, Мясник громогласно объявил аукцион, начав с двадцати пенни. Парнишка весьма опрометчиво предложил эту сумму, намереваясь выкупить себя, и торг пошел гораздо активнее, так как, насколько понял Левитт, деньги купленного для себя новичка переходили в пользование владельца. Наконец, «цыпленок» был продан за три с половиной эхо, и кто-то толкнул к подножию Левитта. Тот оглянулся с недовольным видом, впрочем, вычислить толкавшего в этой толпе уже было сложно.
-Ну-ка представься нам, да поживее,- скользнул по нему ничуть не заинтересованным взглядом Мясник.
-Левитт. Вел бухгалтерию в скупке краденного,- размыто сообщил он, не собираясь оглашать свой настоящий профиль деятельности при таком количестве наблюдающей охраны.
-А, еще один жид-счетовод,- с откровенным разочарованием протянул бородач, и обратился к публике.- Ну что, кто хочет заплатить два эхо за этого отмытого и обрезанного кудрявого барашка?
Ставка успела повыситься до трех, когда Левитт выпутал из ворота рубашки цепочку и, сняв ее с себя, протянул в сторону Мясника. Тот поднял руку, временно прекращая торги. Один из его телохранителей подошел к вору и передал цепочку своему хозяину. Многие зрители повытягивали головы, щуря глаза и силясь рассмотреть, что же там такое происходит. Тот повертел в руках подвеску так и эдак, задумчиво почесал бороду, а затем швырнул ее к ногам Левитта – у того обмерло сердце, однако Мясник сказал:
-Ладно. Этого придется оставить себе. Кто там у нас следующий?
Юноша подобрал вещицу Смайла, отошел обратно к зевакам и надел ее обратно на шею.
-Что там у тебя, а, приятель?- поинтересовался какой-то тип в потрепанных ханских одеждах, стоящий рядом. Прежде чем Левитт успел ответить, мистер Сайкс встал между ними и недружелюбно махнул щупальцами в сторону любопытствующего, явно вознамерившись выполнить обещание побыть телохранителем, раз уж с Мясником Левитт и впрямь сумел разобраться.
Третий парень продемонстрировал, почему это место назвали Полем Самоубийц. Он попытался оспорить свою продажу и ему предложили отстоять себя в бою с кем-нибудь из ребят Мясника. Началось то, ради чего все охранники и торчали там сверху под видом надзирателей. На каменный пол брызнула первая за вечер кровь, и этот бой с жизнью парень выиграть не сумел.
***
После прогулки стража попридержала Левитта. Осмотрев цепочку и убедившись, что она ничего не стоит, они повели его к этажу, на котором, согласно памяти юноши, никак не могла находится его камера. Спустя несколько коридоров и лестниц, они очутились перед просторным зарешеченным помещением, напоминавшим жилую комнату, а не камеру заключенного.
-Только недолго, Бен, моя смена скоро заканчивается,- сказал один из стражей, отпирая дверь и кивком указывая Левитту заходить.
-Без проблем,- отозвалось роскошное кресло, стоящее к решеткам спиной.
Слушая скрежет поворачиваемого ключа, Левитт осмотрел полки с книгами, бумагами и чернильницами, две репродукции на стенах, склянку меда и металлический заварник на столе. «Фаворитка» Бена сидел на кровати, прислонившись спиной к стене и подпихнув под себя подушку с золотыми кистями. На носу его красовались очки, а сам он читал какой-то роман.
-Проходи, не стесняйся, - величественно указала ему на свободное кресло растатуированная рука.
Левитт воспользовался приглашением и сел на предложенное место. Бен, расположившийся в кресле напротив, умиротворенно попивал чай из чашки с блюдцем – судя по цвету и запаху, напиток был крепким до слез.
-Значит, ты здесь околачиваешься по делам Арлекина?- поинтересовался бородач, прихлебывая чай с оттопыренным мизинцем.
-Да, сэр,- осторожно подтвердил Левитт, раздумывая о том, что впервые слышит, чтобы кто-то называл так Смайла.
-И что этому прохвосту понадобилось здесь, в моих новых владениях?
-Он интересуется ночными убийствами,- не стал скрывать Левитт, понимая, что, возможно, эта беседа и есть наилучший шанс получить полезную информацию обо всем происходящем.
-А!- удовлетворенно кивнул Мясник, сделав еще один деликатный глоток.- Еще бы. Он всегда совал свой длинный нос в дела такого рода. Чертов фанатик.
Левитт благоговейно молчал, во-первых потому что ему нечего было сказать на этот счет, потому что он впервые слышал о такой стороне деятельности своего любовника, а во-вторых, потому что надеялся, что тот скажет что-нибудь еще.
-Ума не приложу, как ему живется в Лондоне, если тут куда ни плюнь сплошь подобные твари.
-Не знаю, сэр,- все-таки вставил Левитт, чтобы не молчать.
-Что же ты успел узнать для него?
-Ничего существенного, сэр. Пока все выглядит, как тюремные слухи. Что-то приходит ночью, просачиваясь через решетку и не трогая замок, не оставляет следов и убивает бесшумно.
-Все верно, так и есть.
-Но, сэр,- осторожно начал вор, косясь на читающего парня в углу.- Вы совсем не выглядите обеспокоенным. Неужели вы не боитесь, что оно придет к вам?
-Сынок, я умирал уже не раз и не два. Нет в этом ничего страшного, кроме чертова Лодочника, который пудрит мозги со своими шахматами… Впрочем, в качестве любезности моему старому приятелю, я скажу тебе кое-что. Один из заключенных, имеющий репутацию выжившего из ума, сказал, что видел это создание. Оно огромное, черное и обмотано цепями, во мраке у него видны только белые глаза и острые зубы. Оно убивает только спящих. И оно идет на запах мяса.
-Мяса?
-Ну да. К тем, кто питается мясом. В тюрьме оно ни разу не приходило к резиновым людям или к отказавшимся от тяжелой мертвой пищи, вроде нас.
-Вроде вас?- Левитт ощутил себя очень глупо от этих переспросов, но ничего поделать с собой не мог.
-Мы с моим другом,- Бен с нежностью кивнул в сторону читающего соседа по камере,- перестали употреблять мясо и питаемся исключительно грибами, овощами и травяными настоями. Очень рекомендую, чувствуешь необыкновенную легкость… Впрочем, уверен, Арлекин бы поднял меня на смех. Ладно. Чувствуй себя как дома в Нью-Гейте, пока я здесь за рулевого. И когда вернешься к своему хозяину, скажи ему, что у его друга Бена недавно был день рождения. И он не против получить чайный сервиз из Ханства в подарок. Все понял?
-Да, сэр.
-Вот и славно, тогда доброй ночи, стража проводит тебя,- он вновь вернулся к своему чаю. Мясник, не питающийся животными.
-Благодарю вас, сэр. Всего доброго.
Когда Левитт вернулся в свою камеру, как раз настало время ужина. Острый рыбный запах, царящий в камере, предвещал, что ничего хорошего в плошке его не ждет. И он оказался прав. Правда была там не рыбная требуха. А отличная мясная отбивная с гарниром.
***
Левитт не нашел ничего в камере, что сгодилось бы в качестве оружия. Сайкс написал ему, что заключенным запрещено хранить острые и колющие предметы у себя, а когда вор попросил дать ему хотя бы заточенный карандаш на ночь – наотрез отказал в таком одолжении.
«Всего лишь не поспать эту ночь – и все благополучно завершится»,- думал он, сидя с ногами на нарах, в то время как Сайкс благополучно заматывался в свои одеяла и на прощание показывал ему жестом, что все будет хорошо. Стража тушила факелы, и их удаляющиеся фонари были похожи на свет ускользающей надежды. Нью-Гейт погружался во тьму и затихал. Смолкали разговоры в соседних камерах, сходили на нет шепот и возня. К полуночи этаж погрузился во мрак и тишину.
Левитт молча гонял по пальцам завалявшийся пенни, проделывая невидимые в темноте фокусы, перебирал в голове тексты кабацких песенок, обрывки популярных в Вейлгардене стихотворений или строки из оперной чуши, которую иногда напевал Смайл, пока брился или причесывался. Глаза его привыкали к темноте, различая очертания решеток и нар в едва видном свечении плесени на потолке и стенах. Ни фокусы, ни песни, ни перемена позы не помогали, и глаза его неумолимо слипались - тем более, что половину прошлой ночи он провел на дознании.
Впрочем, в какой-то момент он заслышал звук, заставивший его встрепенуться и навострить уши. Какие-то цокающие шаги. Похожие на то, будто бы по коридору неторопливо прогуливается крупная собака. Позвякивающая при этом металлическим поводком. Левитт задержал дыхание, когда шаги приблизились к решетке и задохнулся от ужаса, завидев крупный рваный силуэт на четырех лапах, на котором тусклыми пятнами виднелись глаза, зубы и цепи. Тварь остановилась у их камеры и с шумом потянула воздух.
Левитт подумал о том, что может это действительно просто собака охранников. Очень крупная и страшная, но все таки… Подумал, что она не выглядит способной пройти сквозь решетки. Что раз он не спит и видит ее, то возможно он в безопасности… Но едва эти мысли пронеслись в его голове, как чудовище вдавило свое тело в прутья, и принялось просачиваться сквозь нее, будто состояло из грязи дыма.
-Сайкс… Сайкс, просыпайся… Оно уже здесь…- заскулил Левитт, отползая к дальнему концу нар и особенно отчетливо ощущая, что у него нет ни единой вещи, чтобы защититься.
Но ком одеял на другой стороне камеры даже не пошевелился. А тварь тем временем полностью переместилась внутрь, зарычала и одним рывком кинулась к источнику звуков и движения. Левитт заорал, дергаясь назад, падая с нар и пребольно ударяясь спиной и затылком об пол. Рука, по которой вскользь прошлись зубы, горела огнем. Торопливо приподнявшись и отползая в угол, Левитт вдруг понял, что только что проснулся. Лоб покрывала холодная испарина, рубашка липла к телу, а боль из призрачной превратилась в настоящую и очень даже неприятную. Он уже почти испытал облегчение от того, что это всего-навсего кошмар, однако нервный смех застрял в горле, когда он увидел, как неестественно дергается Сайкс на своем лежбище. Тишину нарушало лишь шуршание его тела и тихий треск рвущейся плоти. Никаких криков, никакого рычания. Левитт оцепенело таращился на это, пока рядом с его рукой не шлепнулось судорожно сокращающееся щупальце, брызжущее слизью и кровью.
-Стража!!! Стража!!! Помогите! Тут кто-то посторонний в камере! Пожалуйста! Кто-нибудь! - завопил он, вскакивая на ноги и вжимаясь в угол, в то время как что-то невидимое продолжало терзать безжизненное тело его соседа.
Левитт перебудил всю тюрьму, и охрана действительно прибежала на крики, но не для того, чтобы помочь, а для того, чтобы успокоить дубинками явно спятившего новичка. Впрочем, ввалившись в камеру, они передумали. Резиновый человек был размазан по стенам и полу, а новенький, белый, как полотно, сидел в углу, забрызганный зеленой кровью с кровоточащей рукой, на которой явственно виделись полосы острых звериных когтей.
-Ты видел, что это за тварь?- гаркнул на него охранник, сунув ему фонарь прямо в лицо.
-Я не знаю!- заорал в ответ Левитт, желающий только одного – убраться отсюда побыстрее.
-Выведите его,- с раздражением выпрямился стражник.- Дайте ему джина, пусть успокоится, потом я его допрошу.
-А тебе повезло, парень. Ты первый, кто выжил, побывав с этой мерзостью в камере,- сказал один из охранников, ведущий его в местную комнату для допроса.
Левитт мысленно посоветовал ему заткнуться и дать ему обещанный джин. Его трясло, и он думал о том, что Смайлу теперь не к чему будет придраться – уж больше, чем он выяснил, кажется, просто невозможно узнать. И, главное, что все было позади.
***
-Болит? – заботливо поинтересовался Смайл, когда карета тронулась и повезла их к проеду Женских Костей, где располагался новый коттедж импресарио.
Левитт сомневался, что мужчину действительно так уж заботит его самочувствие, однако поддержал игру, ответив:
-Не очень.
-Я правильно понял, это Нью-Гейтское чудовище тебя поранило?
-Да, все правильно. Мне вообще-то чертовски повезло, что…
-Чшш,- Смайл, пребывающий в каком-то необыкновенно восторженном настроении, прижал палец к его губам.- Не сейчас. Расскажешь мне все подробности за ужином, дорогой. Я весь в нетерпении. Тебя оттуда провожали, как будто ты последний выживший из погибшего города. Едва ли не в благоговении. Это правда, что ты единственный, кто видел то создание и остался жив?
-Нуу… Строго говоря, там был еще один умалишенный, который…
-Ах, нет, не отвечай,- Смайл обнял его за плечи и прижал к себе, ласково перебирая волосы,- доедем до дома, там все расскажешь.
-Ладно,- согласился Левитт, удивленно гадая, что же во всем этом приводит Смайла в такое экзальтированное состоянии – неужто он так охоч до историй о монстрах? Что же он тогда не вступит в отряд истребителей таких созданий в Министерстве на Холме Часовщика? А впрочем. Может, он уже там состоит. В конце концов, Левитт ничерта о нем не знает, и если тот числится приятелем у Бена Мясника, то почему бы ему не заниматься чудовищами на досуге?
В коттедже Смайла Левитта уже ждала горячая ванна. Хозяин дома распорядился накрывать ужин и сам с нежностью самой преданной сиделки помог вору раздеться (который строго говоря в этой помощи не нуждался), подносил ему вино, пока тот мылся, и сам перевязал ему ранение, полученное от ночного визита. К ужину он разрешил Левитту не одеваться, и тот сидел за столом в одном полотенце, все еще размышляя о причинах такой щедрости и вседозволительности.
За столом он поведал о своем пребывании в Нью-Гейте со всеми подробностями, которые только всплыли в его голове. Смайл благодушно кивал, переспрашивал, уточнял и подливал им обоим вина. В какой-то момент он подозвал служанку и прошептал ей что-то на ухо – та удивленно подняла брови, но ни слова не сказала и удалилась на кухню.
После ужина Смайл повел его в спальню и усадил на подготовленную ко сну постель. Там он накапал что-то из пузырька в бокалы с вином и протянул одну из порций Левитту.
-Что это? – спросил он, заглядывая в полученную смесь.
-Лауданум. Пей, - в его взгляде впервые за вечер промелькнуло что-то жесткое, но когда юноша приложился к кубку, черты его снова смягчились. Он разулся и забрался в постель, так же отпивая от своего бокала.
Левитт осушил свою порцию до дна, поставил кубок на пол, отправил туда и полотенце, а после полез рукой под рубашку любовника. Тот остановил его и уложил на подушки.
-Не нужно,- сказал он.- Ты очень устал, и я хочу, чтобы ты отдохнул.
-Да?- Левитт посмотрел на него с откровенным недоумением.- Ты, выходит, тоже устал, раз пьешь опий?
-О нет, я чрезвычайно возбужден. Поэтому чтобы уснуть с тобой мне понадобится много лауданума.
Левитт подумал, что во всем этом есть какой-то подвох. Все это чересчур странно для Смайла, и опасения его подтвердились, когда в спальню вошла горничная, которая молча поставила рядом с кроватью миску с сырым мясом и пожелав им доброй ночи удалилась.
-Что это?- спросил Левитт, начиная догадываться, в чем дело, и с холодеющим сердцем ощущая, как голова становится тяжелой, а веки закрываются сами собой.
Смайл тоже поставил свой бокал на пол, приобнял Левитта и благодушным выражением лица вынул из-под подушки длинный кинжал.
-Я, видишь ли, тоже все это время собирал информацию про твоего ночного дружка,- сказал он, с затуманенным взором рассматривая лезвие в свете свечей.- Его называют Тварь-в-Цепях, и он нападает на людей во сне. И знаешь что? Эта мерзость не любит оставлять подранков. Если она поцарапала тебя, то она придет за тобой снова, поверь мне…
-И ты говоришь мне об этом только сейчас?- всполошился Левитт, силясь подняться, но наркотик уже полностью захватил его.
-Дорогой, к чему было тебя беспокоить такими мелочами? Я с тобой, и ночью ты сможешь рассчитывать на мою помощь, а не только на мамочку, которую будешь звать, когда вы снова встретитесь…
-Ну и гад же ты…- пробормотал Левитт, раздумывая, а с каких это пор Смайл так уверен, что ему удастся убить это чудовище своими силами – он никогда не видел, чтобы импресарио с кем-то дрался.
-Джейкоб,- позвал он, почти полностью погруженный в сон,- а почему Бен Мясник назвал тебя Арлекином?
-Меньше знаешь – крепче спишь, малыш,- было последнее, что он услышал.
***
Ариель в очередной раз вошел в большую залу, где дочь его хозяйки развлекалась с друзьями. Сейчас все гости спали, а хозяйская дочь дремала в объятьях другой девушки, сидя на королевском троне. В зале царила тяжелая смесь запахов – пот, разлитый алкоголь, опиумный дым и дорогой парфюм. Ариель поставил уши торчком, прислушиваясь, есть ли здесь кто-нибудь неспящий – но все было спокойно, все дышали ритмично и излучали вибрации неги и утомленности.
Процокав неподстриженными когтями к трону, Ариель в который раз шарахнулся, заметив свое отражение в паркетном полу – маленький лохматый щенок с драгоценным ошейником, боящийся собственной тени и часто играющий с собственным хвостом. Сейчас он искал то, что позволяло ему ощутить себя другим…
Вот оно… Блюдце густого, гнилостно пахнущего тюремного меда, в котором плавала утопленная муха и несколько хозяйских волосков. Ариель сначала облизал палец хозяйки, обмакнутый в сладкий наркотик, а после погрузил мордочку в блюдце, старательно подгребая языком остатки.
Отражение его на гладком полу дернулось и пошло рябью. Дрожа в свете догорающих свечей, оно начало разрастаться, пуская во все стороны дымные хвосты. Ошейник при этом рассыпался на сияющие пятна, свиваясь в длинные цепи, опутывающие тело. Щенок, попирающий крошечными ножками огромное клубящееся отражение нетвердо попятился, а после бухнулся на бок.
Тварь-в-Цепях оторвалась от своего земного тела, и, ведомая разумом щенка, рванулась на запах крови. Запах добычи, которая была оцарапана и осталась в живых.

@темы: фанфик, мая творчасць, fallen london

---

Это не ботинок. Это беспорядок. Это хаос 45 размера.

"Ведьма из блэр" (9 из 10) - те, кто дал фильму и актрисе "Золотую малину" просто завидуют, других объяснений у меня нет. Это великолепно - снять действительно страшный фильм без единого спецэффекта. Это просто аплодисменты и восторг. ну... или мокьюментари - полностью мой жанр

"Бытие" (2 из 10) - господи иисусе. просто нте слов, насколько это было отстойно. отстойнее этого только то, что я досмотрела все до конца. полный фейл - начиная с ясновидящей, которая ходит везде с одним и тем же выражением лица, заканчивая логикой поведения персонажей, точнее отсутствием таковой.

мои ситуативные жалобы товарищу из вк

-что это? - рюкзак дэвида. - о боже! мы должны найти дэвида! - дада, мы должны натйи дэвида.- конечно, мы найдем дэвида и все будет хорошо.
"сидят смотрят видосы на ноуте"
а типа крикнуть - дэвид, дэвид ты где. или ты вот с этой ясновидящей посиди, а мы вдвоем поищем дэвида. шо блять за поиски дэвида без его поисков!


-вы должны сказать правду! "взор с эмоциональным давлением"
-оч ем вы?
-вы были здесь раньше "просто таки челендж во взгляде"
-"стыдливо опускает глаза" мне стоило догадаться что она почувствует
чел, господи, да ты бы хоть попытался соврать! боги, что это за исповедь воспиталке в деском саду!


ужасно, какие дебильные диалоги и какая убогая игра актеров. ващ. валяется эта их ясновидящая (которая к слову везде с одинаково вылучпленным выражением лица ходит) на полу в этом притоне. стремный дом, полный потусторонщины - а ее кинули на пол валяться в соседнюю комнату. приходит эта журналистка и спрашивает - как ты? тебе что нить принести? да, блять! мороженого! коксу мне. шо ты бля можешь принести, когда у вас нихрена с собой нет. или вы ващей сновидящей еду выдаете, как собачке!


"Девушка с фотоапаратом" (4 из 10) - так же отстойно, но при этом хотя бы снято не на тапок. Не смогла досмотреть.

"Сквозь снег" (9 из 10) - очень здорово. Маленькая модель общества в поезде. Хотя вероятно у меня были завышенные ожидания к фильму. Впрочем, Тильда безупречна.


"Суфражистка" (8 из 10) - хороший фильм про великих женщин, благодаря которым этот мир чуть менее говенный, чем мог бы быть.


"Полуночный эксперсс" ( 7 из 10) - рассказ Баркера не переврали, даже дух сохранен, причем вышло как-то более пригламурено, чем в тексте, хотя все равно трэшово. Колоритный дядька мясника играет.

@темы: фильмы

---

немножк о рабочем процессе

@темы: работа, житие мое

---

it's a long way down

флешмоб, попизженный у  Лимонное Сорго
Не то, чтобы я такой прямо фикрайтер в последние годы. но мы с этим флешмобом встретились в нужном месте в нужный час. мне лень что-либо делать

1. Опишите себя так, как описали бы персонажа, которого вводите в текст.
В углу сидело нечто женского полу с вороньим гнездом на голове и одежде не по размеру и тыкалось в телефон. Мы прошли мимо, так как это второстепенный персонаж любой истории.


2. У вас есть какой-нибудь особый ритуал, который вы выполняете до/во время/после написания текста?
После написания всегда ставлю время и дату, когда закончила. Просто потом интересно вообразить, а где я была пока дописывала и прикинуть сколько это мне было лет.

3. Какие фики вы любите писать больше всего?
Мне нравится, чтобы был сюжет, жанр или антураж. Что-то помимо любовной линии, а то без этого фик мне кажется каким-то голым)

4. Есть ли какие-нибудь фикрайтеры, которые вас восхищают? Кто, почему?
На данный момент не могу никого назвать, потому что никого не читаю. Мне и книги то лень читать!))

5. Сколько слов вы способны написать за один час, если очень сильно сосредоточитесь?
В словах вот не измеряла это дело. наверное тысяч пять знаков.

6. Первый фик/пейринг, который вы писали (если джен, опишите сюжет).
Хм. Кажется, это был фик по ДиГрей-мену. Дженовский, потому что я тогда лютовала из-за того, что в мире есть слеш. Какая-то дичь про то, как Канда и Лави поехали в лесное поселение ловить крутого акума и жили там в публичном доме. И там какая-то статуя была, разрушенная церковь, чистая сила, бла-бла.

7. Вдохновение, время или мотивация? Выберите две вещи из трех.
Мотивация. С ней и время найдешь и вдохновение.

8. Почему вы пишете?
Эти чертовы голоса в голове заставляют.

9. Вы планируете писать что-либо, помимо фиков?
Особо не надеюсь.

10. Что вас больше всего вдохновляет?
Сложно сказать. Люди, персонажи, чужое творчество, разное.

11. Самое странное, что вы когда-либо писали/думали написать.
Хм-хм, фик про 10 казней египетских, которые Ктулху наслал на Южный Парк по велению Картмана, чтобы заполучить Кайла? Или фик, где южнопарковскую четверку запирают в помещении с афродезиачным газом для случки животных? Боги, там и впрямь такой фэндом был, что там сложно было написать что-то без такой херни.

12. Уже написанный фик, который вам хотелось бы написать лучше (объясните, почему и как хотелось бы его изменить).
Я никогда не возвращаюсь к уже написанному. Господи, написать - это закрыть гештальт, и браться за новое. У меня вообще никогда не возникало мысли, будто я смогу написать лучше то, что уже написано.

13. Любимый фик другого автора.
Хм. Ну, мне нравилась "Терра Инкогнита" Мамору Чиба. И я помню, что нежно любила "Обрыв" Vinylacetat.

14. Сайд-пэйринги (дополнительные к ОТП пейринги), которые вы любите вставлять в текст.
Если я когда-нибудь куда-то и вставляю сайд-пейринги то только потому, что это реверансы кому-то, сюжетная необходимость или случайность. Когда я пишу, я хочу писать только про пейринг, ради которого фик и пишется, и усе.

15. О чем вам нравится писать, чем стыдно поделиться с окружающими?
Если мне в чем-то стыдно признаться, то я и не признаюсь )

16. Вы предпочитаете создавать план и структурировать идеи заранее, или придумываете сюжет по ходу написания?
Скорее создавать план, чтобы всплывающие по ходу дела детали приводили к тому, что происходит в финале. Если я не знаю, о чем пишу, то блин, как я это напишу?)) В общем, обычно я хотя бы в общих чертах знаю, к чему все идет и чем все закончится.

17. Можно ли сказать, что вы пишете быстро?
Разве что здорово приврав. Раньше да, сейчас постарел я совсем)

18. Сколько вам было лет, когда вы начали писать?
По-моему лет 14. По крайней мере, тогда я начала свою первую длинную историю.

19. Почему вы начали писать?
Большинство развлечений себя в детстве мне приходилось придумывать самой. Это вот было одним из них.

20. 4 предложения из фика, которым вы гордитесь.
Что-то не припомню таких.

@темы: фанфик, мая творчасць

---

19

Люди из прошлого! Раз сами ушли, то и уебывайте! Что блять за мода завести душещепательные разговоры спустя пять лет! Если вас это нихуя не волновало тогда, с хрена ли сейчас это будет волновать кого-то еще!

@темы: житие мое

---

i can't be who you are

Клевая иллюстрация к "Американским богам". Пощу тут и ностальгирую в страхе, что сериал залажают, как "Константин".

---

Jukebox

@темы: житие мое